Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

Голос у него сорвался и он развел руками.

— Не может быть никаких сомнений. — Архиепископ устремил суровый взгляд на Хобэна. — Брата Альфонсо похитили, а этот человек подсказал эльфам, как это можно сделать. Быть может, именно он и очистил от Холодного Железа северное поле и садовый забор.

Хобэн возразил:

— Я не убирал железо с поля и с забора, милорд.

— Но с эльфами беседовал?

Хобэн ответил не сразу.

— Я пришел сюда, чтобы стать монахом, — сказал он, помолчав. — Так что врать не буду.

— Почему?! — гаркнул архиепископ. — Почему ты предал наш орден?

— Потому что верен моему повелителю — Туану, королю Грамерая. — Теперь, когда все стало ясно, к Хобэну вернулась уверенность. — Я пришел сюда по его велению, дабы узнать, какой злой гений тут орудует.

Все собравшиеся затаили дыхание.

— И я узнал, что это брат Альфонсо подговорил вас отречься от Римской Церкви, — смело продолжал Хобэн. — Вот об этом я и сказал эльфам, и еще я сказал им, что порой брат Альфонсо прогуливается с вами по саду, обнесенному Холодным Железом. Только это я и сделал, и более ничего!

— Этого хватило, чтобы уничтожить его! — в ярости взревел архиепископ. — И как только у тебя хватает дерзости хвастаться тем, что ты поддался искушению? Как можешь ты заявлять о верности еретику и лживой Церкви и тем себя оправдывать?

— Вы спросили, — отозвался Хобэн мужественно. Но было видно, что ему стало страшно. — А я ответил правду.

— А теперь я скажу, что тебя ожидает! — прокричал архиепископ, побагровев. — Ты виновен в измене ордену и архиепископу! Ты стал пособником в убийстве монаха! — Он перевел гневный взгляд на братию. — Кто-нибудь желает выступить в его защиту?

Трудно было предположить, что кто-то решится вымолвить хоть слово.

Но все же такой человек нашелся. Медленно, дрожа с головы до ног, поднялся брат Анхо.

Архиепископ одарил его свирепым взглядом, но все же процедил сквозь зубы:

— Говори, брат Анхо!

— Я молю вас… — робко вымолвил Анхо. — Молю вас пощадить моего кровного брата… и друга!

— Думай, что говоришь, — сказал архиепископ, и голос его прозвучал так, будто ледяная глыба прогрохотала по щебню.

— Быть может, он поступил глупо, — собравшись с храбростью, продолжал Анхо. — Быть может, он согрешил. Но ведь он верит всем сердцем своим, что поступил праведно!

— Вот как? И откуда тебе это известно?

— Да ведь я знаю его с самого его рождения, — ответил Анхо. — Я делил с ним хлеб и работу, я вместе с ним плакал и радовался. Я знаю его так хорошо, как только может один человек знать другого, и я никогда не видел в нем ни капли злобы и хитрости. Он простой, грубоватый, честный человек, и он ничего не понимает в церковной казуистике, да и не любит ее. И вера его такова, какой была от рождения.

Глаза архиепископа сверкнули, но он промолчал.

— И еще я хотел сказать, — добавил Анхо уже не так уверенно. — Мои учителя всегда так учили меня: ни один смертный, избравший для себя путь служителя Господа, не должен отнимать жизнь у другого человека только ради того, чтобы сберечь собственную жизнь.

Архиепископ покраснел, вспомнив о том, что одним из упомянутых Анхо учителей был он сам.

— Что ж, мы выслушали тебя, — сказал он. — И твое заступничество спасло жизнь твоего брата. Он получит двадцать ударов розгами, а затем будет жить в одиночной келье, за решеткой, и питаться только хлебом и водой. Но ты более не останешься моим слугой, и впредь для тебя будет единственная работа — труд на поле!

— Вы милосердны, господин мой, — пробормотал Анхо, поклонился и дрожащим голосом добавил: — Вы добры и милостивы! И я благодарю вас от всего сердца!

— И очень глупо поступаешь, — буркнул архиепископ и дал знак монахам-здоровякам, стоявшим у дверей. — Ступайте, уведите этого монаха прочь, и его брата вместе с ним! Заприте его в самой мрачной и темной из наших келий, и чтобы глаза мои его более не видели!

В полной тишине монахи вывели из трапезной брата Анхо и Хобэна. У многих в эти мгновения сердца заныли от боли сострадания.

А потом еще долго все молчали, молчал и архиепископ. Он сидел, опустив голову на грудь и погрузившись в тягостные раздумья.

Наконец он поднял голову и хрипло произнес:

— Что ж, довольно об этом. А теперь…

— Милорд архиепископ! — вскричал монах, вбежавший в трапезную.

Архиепископ резко взглянул на него:

— Что слу… Брат Лаймэн! Как ты смел покинуть свой пост у ворот обители!

Но следом за братом Лаймэном в трапезную вошел сурового вида молодой человек в расшитом камзоле и алых лосинах. В руке он держал свиток.