Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Как скажешь, Род, — вздохнул Векс.

От Рода не укрылась интонация, с которой это было сказано: то была интонация терпеливого великомученика.

— Ты полагаешь, что проблема серьезнее, чем кажется?

— Она может стать такой. В средневековом мире самый быстрый путь к установлению тоталитарной власти пролегает через Церковь.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сдвинув брови, проговорил Род. — Приходские священники и так уже обладают обширной властью над всеми проявлениями жизни своих прихожан — хотя бы за счет того, что они говорят им, что греховно, а что — нет.

— Однако в этом они ограничены официальными позициями Церкви.

— Нет, если они о таких позициях не слышали. Здешние клерикалы были, мягко говоря, маленько не в контакте со своими вышестоящими начальниками где-то лет эдак тысячу. И потом: одно только то, что священник уяснит для себя, чему учит Рим, вовсе не означает, что он непременно с этим согласится.

— Но уж наверняка приходской священник не станет проповедовать благочестивость утраты невинности, когда Рим учит тому, что это греховно!

Род снова обратил внимание на то, каким тоном это было сказано.

— Почему-то у меня сильное подозрение, что ты не так уж сильно возмущен, как хочешь мне показать.

— У тебя по-прежнему сложности с восприятием сарказма, — буркнул в ответ конь.

Род довольно кивнул:

— Я так и думал. Нет, конечно, я так думаю, что относительно утраты невинности у этих ребят из племени с выбритыми макушками полное единогласие. Но взять, к примеру, хотя бы… ну, допустим, вопрос об эволюции. В две тысячи двести тридцать седьмом году Церковь наконец ее признала, когда антропологи обнаружили скелет Homo fidelis [5] Человек верный (верующий) (лат.). .

— Да, я припоминаю сообщение об этом. — В ту пору Векс только-только сошел с конвейера. — Споров было немало, но в итоге и богословы, и антропологи пришли к выводу о том, что fidelis — нечто вроде иконы.

— Точно. И этому ты меня учил, когда мне было десять лет. Но и теперь, триста лет спустя, мне попадаются священники, которые учат тому, что верить в теорию Дарвина греховно.

— Человечество естественным образом противится переменам, — вздохнул Векс. — Порой мне кажется, что ваш род следовало бы назвать Homo habitualis [6] Человек привычки (лат.). .

— «Человек привычки»? Вот как? — улыбнулся Род. — Но думаю, это не относится к монахам.

— Я бы не стал их исключать из этого ряда. И Церковь не стала бы, обзаведись она мировым господством. На самом деле, если бы так случилось, монашеские облачения могли бы стать обязательными для всех.

— Ну нет, это уж ты загнул! Как бы тогда можно было с первого взгляда отличить священнослужителя от мирянина? Ведь тогда духовенство лишилось бы привилегий. Но в одном я не сомневаюсь: какую-нибудь единую форму одежды для мирян церковники бы наверняка изобрели и ношение всякой другой одежды объявили бы преступлением.

— Это наверняка вызвало бы сопротивление народных масс, Род. А вот объявить нарушение формы одежды грехом Церковь вполне могла бы, и тогда народ послушался бы.

Род поежился.

— Тут ты, похоже, прав. Никогда не стоит недооценивать чувство вины.

— Я и не недооцениваю, — негромко отозвался Векс. — Уверяю тебя.

— Отец Матфей! К нам идут!

Отец Бокильва оторвал взгляд от раствора, которым он обмазывал стены. Все мышцы его тела напряглись, однако когда он окликнул дозорного на сторожевой вышке, голос его прозвучал более или менее спокойно.

— Поднимай тревогу, брат Феннель. Что, снова разбойники?

— Нет, отец Бокильва, это братья из нашего ордена. Однако я не вижу тонзур. У них на головах блестят стальные шлемы.

Отец Бокильва замер.

— Вот как? Что ж, у нас тоже есть стальные шлемы. Поднимай тревогу, но не забывай: они из нашего ордена.

Сверху послышался звонкий свист, и по всему лугу занятые своими делами монахи прекратили работы и обернулись к сторожевой вышке.

Отец Бокильва с улыбкой обернулся к монаху, что стоял рядом с ним.

— Брат Иеремия, я так думаю, у брата Арнольда и брата Орто уже готов обед. Будь так добр, попроси их накрыть на стол через часок. У нас гости.

«Гости» с угрюмыми лицами прошагали по траве между бороздами вспаханной земли. Поглядывая на выстроившихся по обе стороны монахов, они крепче сжимали свои посохи. Естественно, монахи-беглецы не выдержали и принялись выкрикивать:

— Брат Ландо! Вы только полюбуйтесь на него!