Эрин Хантер - Небесный огонь

Луса подпрыгнула и огляделась. Старый белый медведь проснулся и смотрел на неё сквозь прутья его клетки. Он выглядел потерянным и несчастным. Даже не смотря на то, что его шерсть была почищена плосколицыми, она по-прежнему была противного серого цвета.

— Это еда чёрных медведей, — пояснила ему она.

— Ха, — сказал он, обнюхивая миску с мясом, стоящую в его клетке. — И ты им настолько доверяешь, что ешь это? Если это еда мягколапых, то она определённо отравлена.

— Нет, нет, — возразила Луса. — Она хорошая, я клянусь. Ты должен есть, раз ты голоден.

— Ха, — снова сказал он. Он бросил на миску недоверчивый взгляд, но Луса увидела, что еда его соблазнила. — Что здесь вообще происходит? Зачем они держат нас взаперти? — он поднялся и нервно прошёлся по периметру клетки. Одна из его могучих лап запнулась об её прут. — Вот когда мои когти до них доберутся, они поймут, какое уважение должны оказывать белому медведю!

— Подожди, не иди на поводу своих эмоций, — сказала Луса, стараясь, чтобы её голос прозвучал успокаивающе. — Плосколицые просто пытаются помочь, обещаю.

Он снова прищурился:

— Что такое плосколицый?

— Умм, — сказала Луса. — Ох, я хотела сказать, мягколапые. Мы зовём их плосколицыми.

— Ха, — бросил он.

— Но это разновидность хороших, ух, мягколапых, — продолжила Луса. — Они заботятся о нас, кормят нас и пытаются очистить.

— Очистить! — фыркнул старый медведь. Он покосился на одну из своих серых, вонючих лап. — Вообще-то, это они создали это месиво!

— Я знаю, — сказала Луса. — Но, думаю, это сделала другая группа плосколицых. Некоторые из них плохие, некоторые — хорошие. Так же, как и медведи.

— Ни один медведь ни приносит столько вреда, сколько мягколапые, — зарычал медведь.

Луса подумала о Шотеке, гигантском гризли, который ходил по пятам за Токло, когда тот был всего медвежонком. Но, в конце концов, у Шотеки никогда не было огненных палок.

— Это правда, — допустила она. — Но некоторые плосколицые очень добрые, правда. Я выросла в месте, где плосколицые кормили нас и лечили, когда мы болели.

Старый медведь выглядел шокированным:

— На свете нет такого места!

— Есть, — настояла Луса. — Оно называется Медвежий Вольер. Моя мать, и отец, и друзья до сих пор живут там. Плосколицые каждый день приходят навестить их, некоторые из них приносят еду и даже играют с ними.

— Звучит не реалистично, — проворчал белый медведь. Он тяжело вздохнул и опустил глаза в лапы. — Но, думаю, без них бы я не очистился. Никогда не думал, что когда-нибудь увижу день, когда мы будем нуждаться в помощи мягколапых.

— Нет ничего плохого в том, чтобы принимать помощь других, когда ты в ней нуждаешься, — сказала Луса.

— Белые медведи сами могут о себе позаботиться! — огрызнулся тот в ответ. — Всё-таки, так было, когда я был медвежонком. У нас были бесконечные льды, чтобы гулять по ним, и ни одного мягколапого или огнезверя. Тюлени практически сами выбрасывались из моря, чтобы мы их съели. Помню, как моя мать рассказывала нам истории о Силалюк и учила сражаться, — он покачал головой. — Её убил огнезверь. Это был первый раз, когда я его увидел. А они всё продолжали приходить, с каждым дннём всё больше и больше. Теперь льды полны мягколапых, их жжёного противного запаха и отвратительного дыма.

Лусе стало ужасно жалко старого медведя. Он уронил голову, а его лапы затряслись от изнеможения, смешанного со страхом.

— Теперь я не знаю, что со мной будет, — вздохнул он, закончив свой рассказ.

— Может, ты пойдёшь с нами? — предложила Луса. — Мои друзья скоро меня спасут. Я могу попросить их освободить и тебя, и мы вместе вернёмся на лёд. С друзьями легче. Не так одиноко, не так страшно.

Белый медведь покачал головой.

— У меня больше нет на это сил, — пояснил он ей. — Всё слишком круто изменилось. Всё стало слишком трудным, — он снова вздохнул. — Возможно, мягколапые позаботятся обо мне лучше, чем я сейчас могу позаботиться о себе.

Луса желала, чтобы она могла прижаться к его шерсти и заставить его почувствовать себя лучше. Она хотела рассказать ему, что она собирается спасти дикий мир вместе с Уджураком и остальными, но она боялась, что это прозвучит слишком неубедительно. То, как он описал ей перемены… как смогут четыре медведя что-то сделать с ними?

— Нет, — сказал белый медведь, уставившись на носящихся по палатке плосколицых. — Это не принесёт никакой пользы, — он лёг, опустив подбородок на лапы, и закрыл глаза. — Мир, который я знал, ушёл, — печально произнёс он. — И никогда не вернётся.