Кристофер Сташеф - Маг при дворе Ее Величества

Мэту вдруг страшно захотелось с кем-нибудь поговорить. Тихонько поднявшись, он обошел вокруг костра и задумчиво сел в изголовье у Стегомана. Посидев, он решился и осторожно похлопал по огромной морде.

Драконова голова дернулась, щелкнули челюсти.

— Тес! Это всего лишь я, — успокоил его Мэт. Голова качнулась к нему, глаза, подернутые пеленой сна, прояснились.

— Не спится?

Мэт, потупясь, приблизился к его уху.

— Прости, что я тебя разбудил, но у меня...

— Понимаю, — тихо перебил его драконов бас. — У тебя тоска. Говори.

Мэт посмотрел дракону в глаза, пытаясь выстроить свои мысли.

— Ведь тут все взаправду, так?

Стегоман призадумался. Потом решительно кивнул.

— Все взаправду: ты, я, принцесса, рыцарь и ведьма.

— И ад, — осторожно подсказал Мэт. Стегоман снова кивнул.

— Так вот, — продолжал Мэт, — я только что видел сон, который навел меня на разные мысли. Например, о пороках и добродетелях — раньше я об этом не думал... Понимаешь?

— Еще как понимаю. — Улыбка заиграла на толстых драконовых губах. — Мораль!

— Вот именно. Что-то вроде правил, по которым живет душа. Если одна твоя половина живет по одним правилам, а другая — по другим, ты дробишь себя, ты теряешь свою цельность.

— Примерно так, — подтвердил дракон. — Правда — это добро. Кривда — зло. Тот, кто раздваивается между ними, предает Правду.

— Гм... И ведь здесь, похоже. Правда и Кривда — реальные вещи.

— Уж в этом можешь не сомневаться, — заверил его Стегоман.

Мэт поразмыслил немного, потом со вздохом сказал:

— И вот еще что. В моем сне все были одеты, как одеваются у вас, а не как я привык. Мое подсознание населило сон средневековыми образами. Вероятно, это указывает на то, что я выбрал ваш мир не наугад. Может быть, мое тайное «я» всегда мечтало о статусе средневекового мага... Но если это тот мир, который я сам выбрал, значит, я некоторым образом отвечаю за то, что здесь делается...

— Некоторым образом — да... — протянул дракон. — А о том, чтобы вернуться в свой прежний мир, ты еще подумываешь?

Мэт напрягся.

— Эта мысль всегда при мне.

— Ну и пусть будет при тебе. Только задвинь ее подальше, Мэтью Мэнтрел, — посоветовал дракон.

— Пожалуй, — согласился Мэт так тихо, что едва расслышал сам себя.

Последней волной всплеснула ностальгия: его комната, друзья, его жизнь, — и осталась только тупая боль. Боль всегда будет при нем; Но сейчас слишком много дел, некогда ей предаваться.

Мэт встряхнулся и в двух словах пересказал Стегоману свой сон.

— Знаешь, мне такое никогда не снилось. Чтобы все было, как на самом деле. И я не мог сам проснуться, хотя очень этого хотел. — Он покачал головой. — Я думаю, мне его подсунули, этот сон.

— Кто? Тот самый могущественный маг, о котором ты раз говорил?

— Наверное. Он мог наслать на меня этот сон, чтобы я увидел в лицо силы Зла.

— А ты как будто их никогда не видел? — усомнился дракон.

— Откуда? Я жил по меркам своего мира.

— Так, может, у тебя на совести грехи? Ты должен от них очиститься, иначе погубишь нас всех. Ты принял титул придворного мага из рук принцессы. Будь его достоин!

Мэт вздохнул и, встав, потянулся.

— Вероятно, мне следует исповедаться — как только мы найдем церковь.

— Или хотя бы священника, — пробурчал дракон. — И не жди, пока он найдет тебя. Ступай на поиски — и побыстрее.

Мэт кивнул.

— Спасибо, что выслушал. Ты здорово меня просветил.

— Тебя — может быть. Но не твою душу. — Улыбка снова тронула губы Стегомана. — Я только слушал, как положено другу. — Он положил морду на передние лапы. — А теперь — спокойной ночи.

— Спокойной ночи, друг мой, — тихо ответил Мэт. Подождав, пока дракон закроет глаза, он вернулся на свое место и лег, укутавшись в хламиду, взятую из воздушного замка. Утром надо будет что-нибудь придумать. Скажем, плащ до пят — синий, украшенный символами... Нет, он будет путаться в ногах, это неудобно в дороге. Но что-то более подходящее для здешнего мира, чем джинсы, не помешает. Например, камзол и штаны, ничего вычурного — просто пурпур и золото...

«Суета сует», — сказал внутренний голос, и Мэт сжался. Суета числилась пороком, а ему сейчас было предписано пороки в себе не поощрять. И, конечно, исповедаться. Завтра... или на той неделе.

Однако наутро Стегоман неодобрительно отнесся к идее отложить исповедь.

— Ты боишься священника, — проворчал он. — Неужели у тебя так много грехов?

— Чего мне бояться? Подумаешь: постоять за ширмой и перечислить свои грехи парню, которого даже не видишь. Но просто нехорошо по отношению к ним. — Мэт махнул рукой, указывая на Алисанду и сэра Ги.