Раздался крик боли и удивления, и друзья в изумлении увидели, что Бертон лежит на земле, рыдает, а изо рта у него течет кровь.
Над ним стояла девочка со сжатым кулаком. Она была одета, как кроатонка. Это была пропавшая дочь Бертона, Лилит. Исследователь разглядел ее в толпе и подбежал обнять, но его встретил столь сильный удар в лицо, которого никак нельзя было ожидать от такой крохи.
Это была уже не малышка, а воин, в чем ее отец, к скорби своей, сумел убедиться.
— Мне даже почти жалко этого мерзавца, — шепнул Чарльз. — Он проделал все эти ужасные вещи ради своей дочери, а она находится под действием чар, как и все остальные.
— Не разделяю твоего сочувствия, — прошептал в ответ Берт. — Большая часть всего этого — его вина.
— Что тебе нужно, Орфей? — попытался напустить в голос смелости Джон. — Зачем ты все это делаешь?
— Орфей? — удивился Дудочник. — Думаешь, я Орфей ? — Он откинул голову и разразился долгим тяжелым смехом. — Ох, дорогие мои Хранители, я дивлюсь вам, хотя уже давно перестал удивляться. Стоило вернуться, чтобы только это услышать.
— Так он не Орфей? — шепотом переспросил Джон у Берта. — Как это мы ошиблись?
— Не имею ни малейшего представления, — покачал головой Берт. — Если Дудочник — не Орфей, тогда я совсем ничего не понимаю.
— Как он узнал? — поинтересовался Чарльз. — Откуда он узнал, что мы Хранители?
Прежде чем Джон успел ответить, несколько детей-солдат заморгали и начали мотать головами. Очевидно, без постоянной подпитки гипнотизирующее воздействие музыки Дудочника не могло продолжаться слишком долго.
Дудочник снова поднес флейту к губам и принялся наигрывать мелодию, и тут же Стефан, Лилит и прочие солдаты выпрямились, их глаза снова остекленели. Затем в мелодии послышались ноты злобы и Лилит сорвала с пояса длинный нож.
Девочка двинулась к друзьям, и стало ясно, что Дудочник заставляет ее убить их.
Эвин поднялась на ноги и приготовилась защищаться. Джон хоть и был солдатом, но врукопашную проигрывал ей. Девочка была меньше, но нож ее был смертоносно острым, и по всему выходило, что она умело с ним обращается.
По краям толпы дети, спасенные из лабиринта, сбились в кучки, в ужасе от того, что кругом творится что-то непонятное, и еще сильнее их пугало то, что взрослые тоже ничего не понимали.
— Джон, смотри, — зашипел Чарльз. — Дудочник тут музицирует, но Лоре Липучке и другим детям из Убежища хоть бы что.
Футах в пятидесяти от них малышка пыталась казаться храброй, но было очевидно, что она перепугана до смерти, — и совсем не поддается музыке Дудочника.
— У нее же был воск в ушах, разве нет? — припомнил Джон.
— Дело не в воске, — возразил Чарльз. — Должно быть, что-то еще защищает этих детей от чар.
Чарльз оказался прав. Лилит была полностью во власти панфлейты и обходила Эвин по кругу, делая ложные выпады и резкие движения c точностью холодного механизма, — но Лора по-прежнему жалась в комочек у подножия скал с выражением ужаса на лице.
— Никто из детей с кораблей-драконов не в силах противиться музыке, — прошептал Чарльз. — Лилит снова стала плясать под его дудку уже через минуту. Почему же на остальных музыка не действует?
— Не знаю, — честно признался Джон. — Это, должно быть, связано с Убежищем, может, в тех детях есть нечто особенное...
У Джона внезапно перехватило дыхание, когда он осознал, что только что произнес.
Нечто исключительное, что было только у них.
Нечто особенное в детях из Убежища и других детях из лабиринта, которых признали «негодными» для участия в Крестовом походе.
Нечто, не дающее им поддаться чарам Дудочника с его музыкой.
Сердце Джона забилось быстрее, он понял, в чем дело, в чем должно быть дело. Но как обернуть это знание в свою пользу, не убив никого?
Ход его мыслей прервал крик. Лилит наконец нашла брешь в обороне Эвин и нанесла ей удар в бок. От боли Эвин упала на колени, левая рука ее безжизненно повисла, рубашка окрасилась кровью.
Лилит бросилась вперед, чтобы добить ее, но гармоничная трель в мелодии удержала девочку на месте.
— Нет, — сказал Дудочник. — Не сейчас. Ты ее одолела — и хорошо. Теперь нас некому остановить.
Эвин с усилием поднялась на ноги, а Лилит заняла свое место близ Дудочника.
— Нет, — промолвила Эвин хриплым от боли голосом. — Ничего не кончено.
— О, а я считаю иначе, — усмехнулся Дудочник.
И вновь он поднес флейту к губам и сыграл несозвучную мелодию, и внезапно Стефан бросился вперед и пинком свалил мать на землю. Он поставил ногу в сандалии ей на затылок и вдавил лицо Эвин в песок. Все это время его лицо было абсолютно пустым — для мальчишки имела значение лишь музыка и иллюзия, которую та рисовала в его голове.
Читать дальше