Филип Дик - Вспомнить всё (сборник)

– Чей муж? – спросил Макуэйн.

– Да по телевизору. – Привстав, она взяла его за руку. – Куда бы вы хотели поехать в наш отпуск? Мы заслужили награду, черт побери. Мы оба.

– Наша награда в том, – сказал он, – что вы теперь здоровы.

Девушка, похоже, не слушала его; ее взгляд не отлипал от телевизора. Тут он осознал, что на ней по-прежнему темные очки. И ему вспомнилась песня, которую Фокс пела на Рождество, для всех планет – самая нежная, самая незабываемая из песен, родившихся из лютневых партитур Джона Доуленда.

А Райбис Ромми говорила и говорила:

– …платили ему хорошо, но все вокруг плели интриги – сами знаете, как бывает в офисах. Я однажды работала в офисе, где… – Она запнулась. – Не могли бы вы подогреть воды? Я бы выпила немного кофе.

– Хорошо, – сказал он и включил конфорку.

Проснувшись утром, я ощутил в комнате октябрьский холод – словно времена года научились читать календарь. Что мне снилось? Самонадеянные фантазии о любимой женщине. На психику давит непонятный груз. Я произвел мысленную ревизию: все, в принципе, идет как надо, месяц обещает быть удачным. Откуда тогда тянет холодом?

«Ну и дела! – вспомнил я. – Ведь сегодня выселяют Чистюлю.»

Чистюлю никто не любит. Она сумасшедшая. Ни с кем ни разу не обменялась ни словом, ни взглядом. Если кто-нибудь спускается по лестнице, а она идет навстречу, обязательно молча развернется и скроется в лифте. Зато остальным приходится дышать парами лизола. Неведомая фантастическая зараза проникла к ней в квартиру, вот она и поливает ее лизолом. Какого черта! – думаю я, наливая себе кофе. – Хозяева запросто могли выселить Чистюлю еще ранним утром, пока я спал и смотрел самонадеянные сны о любимой женщине, которая меня бросила. Как бы не так. На самом деле мне снилась нелюбимая соседка и чиновники, стучащие в ее дверь в пять часов утра. Новые хозяева – большая фирма-застройщик. Такие всегда приходят на рассвете.

Чистюля прячется в квартире, знает, что наступило первое октября; ее дверь взломают, а вещи выбросят на улицу. Может быть, теперь разговорится? Вряд ли. Скорее молча прижмется к стене. Однако не все так просто. Эл Ньюкам, торговый менеджер «Саут-Оранж инвестментс», сказал, что Чистюля наняла бесплатного общественного юриста. Это скверно, потому что компания теперь ничего не сможет для нее сделать. Она, ясное дело, сумасшедшая, но в недостаточной степени. Если бы удалось доказать, что Чистюля не отдает себе отчета в происходящем, служба охраны психического здоровья округа Оранж прислала бы целую команду заступников и разъяснила «Саут-Оранж инвестментс», что закон не позволяет выселять людей с ограниченной дееспособностью. Ну кто, спрашивается, надоумил ее обращаться к бесплатному юристу?

Девять утра. Можно спуститься в офис Эла Ньюкама и узнать, сидит ли Чистюля в квартире и молча ждет своей участи или уже выселена. Ее выселяют, потому что весь дом – пятьдесят шесть квартир – превратили в кооператив. Извещения пришли четыре месяца назад, и почти все жильцы переехали. Сто двадцать дней – либо выкупай жилье, либо освобождай помещение. В «Саут-Оранж инвестментс» обещали выделить на переезд по двести долларов. Все в рамках закона. Жильцам дано право на преимущественный выкуп арендуемой квартиры. Я-то свою выкупаю. И остаюсь. За пятьдесят две тысячи долларов я смогу наблюдать выселение сумасшедшей Чистюли, у которой пятидесяти двух тысяч долларов не оказалось. Зря я все-таки не переехал.

Спустившись к газетному автомату, покупаю свежий выпуск «Лос-Анджелес таймс». Девушка, перестрелявшая детей во дворе школы, потому что «терпеть не могла понедельники», признала свою вину. Значит, скоро выпустят на поруки. В сущности, она открыла стрельбу по детям от безделья. Сегодня опять понедельник, ей – в суд, в нелюбимый-то день. С ума все посходили. А я чем лучше? Для начала вряд ли моя квартира тянет на пятьдесят две тысячи долларов. Остаюсь я, потому что, во-первых, переезжать страшно – меня пугает новое; во-вторых, потому что ленив. Да нет же! Мне нравится дом, здесь я ближе к друзьям, магазины, в которые люблю ходить, тоже рядом. Я прожил здесь три с половиной года. Дом – хороший, надежный, с автоматическими воротами и ригельными замками. У меня две кошки, им нравится гулять в огороженном дворике, не опасаясь собак. Возможно, меня за глаза называют Кошатником. Все разъехались, а Чистюля с Кошатником, ишь ты, остались.