Олег Готко - Земляки по разуму. Книга вторая

В конце концов, всё это стало причиной приблизительно такого разговора:

– Слушай, чадо неразумное… – начал Тохиониус.

– Да, папулька, – отозвался отпрыск.

– Не сметь меня так называть! – прорычал родитель.

– Почему? – чистосердечно удивился Фасилияс. – Эй, вождь! Как ты своего старика называл?

– Папулька, – пробормотал вождь, затем крякнул и застеснялся под недружелюбным глазом Тохиониуса.

– Вот! – Чадо победоносно подняло пару щупальцев. – Слыхал?!

– Дикарь! – прошипел осьминог.

– Но-но, попрошу! – Вождь не привык долго стесняться.

– Ладно-ладно, – перебил его «папулька», – мы здесь собрались не для обсуждения космической этики…

– А зачем же? – поразился Фасилияс с таким видом, словно именно эти проблемы и только они мучили его давно и серьёзно. Возможно, даже стоили ему нескольких бессонных ночей, что не могло не сказаться на здоровье самым пагубным образом. – Я не понимаю…

– Затем, чтобы ты объяснил нам, чем тебе не нравиться однополая любовь?

– Своей платоничностью, – немедленно ошарашил его отпрыск. – Ты сам посуди – никакого разнообразия. Сам себя, гм, опыляешь, сам себе родишь – где же любовь?! Нарциссизм какой-то сплошной!

От такого кощунства Тохиониуса конвульсивно передёрнуло. Плавно вскочив на напрягшиеся щупальца, он забегал земноводным пауком, а затем остановился, вытянул одно из них перед собой и рявкнул:

– Вон с планеты!!!

– Ты ещё скажи – ублюдок! – окончательно добил его Фасилияс и вышел, не забыв гордо покачнуться и прихватить ключи от космического корабля.

Если бы Тохиониус мог, он бы плюнул вслед, но физиология не позволила по-человечески верно и однозначно выразить чувства.

У вождя на кончике языка вертелось нечто неопределённое, вроде того, что «кто кого породил, тому туда и дорога». Фраза была позаимствована из воспоминаний друга Михалыча, который в своё время рассказал, то есть нещадно переврал ему сюжет «Тараса Бульбы». Наблюдая Тохиониуса в расстроенных чувствах, от подсказок он всё же, хотя и не без труда, удержался.

Скорее всего, это и было единственной причиной того, что непризнанный поджигатель сексуальной революции покинул отчий дом живым и невредимым.

Суббота, 14 мая 1994 года

Банк не работал.

Когда Длинный подошёл к солидной двустворчатой двери, ему сообщила об этом безрадостная картонная табличка. На сером прямоугольнике так и было написано: «Закрыто».

Он обошёл вокруг здания. С другой стороны дома оказался чёрный ход, через который сновали туда-сюда люди в спецодежде. Между ними, мешая работе, расхаживал толстяк с озабоченным лицом. Дождавшись, когда тот отдалился от двери, Длинный, без труда придав себе такое же невесёлое выражение, прошмыгнул внутрь.

На него никто не обратил внимания.

Через несколько часов, развалившись в кресле дома у Самохина, Длинный с нетерпением поджидал Саньковского, которому в окончательном плане отводилась немаловажная роль. Он курил и загадочно жмурился в ответ на вялые Димкины вопросы. Наконец, раздался звонок и в комнате появился Семён.

– Привет, экспроприаторы! Как дела?

– Дела у прокурора, – менторским тоном фраера ответил Длинный, – а у нас – делишки…

– У какого прокурора? – насторожился Саньковский. Ему совсем не понравилось такое начало разговора.

– У районного.

– Он-то здесь при чём?

Со стороны трудно было понять, то ли Семён в самом деле испытывает острый приступ тупоумия, то ли умело его симулирует.

– Пока ни при чём.

– Пока ?!

– Да ладно тебе! Если всё пойдёт так, как я запланировал, то наших «дел» у него не будет.

– Хотелось бы верить, – пробормотал Семён и обернулся к Самохину. – Что он там напланировал?

– Не знаю, – быстро и честно ответил без пяти секунд сообщник, возможно, готовясь к очной ставке, а заодно и репетируя сцену чистосердечного признания.

– Тогда выкладывай, Длинный.

Присев, Саньковский приготовился внимать.

– Как известно, профессионалов ловят достаточно часто, – начал издалека Длинный, вызвав на лицах друзей гримасы неудовольствия.

Кому на их месте было бы приятно слышать, что даже профессионалов ловят?… И не просто ловят, а делают это «достаточно часто».

Длинный не обратил на мимику никакого внимания. Пустив элегантное колечко дыма, он продолжил:

– Ловят их потому, что у каждого вырабатывается характерный «почерк». То есть им мешает и выдаёт с потрохами шаблонность мышления. Такая вот элементарщина, на которой погорел не один медвежатник. Любители же, такие, как мы, менее уязвимы в этом отношении, что даёт некоторые преимущества.