Армин Кыомяги - Луи Вутон

В попытке очухаться и найти выход (вернее, вход) из ситуации, я обошел вокруг здания. Дергал двери – все как одна заперты. Полная жопа. Заглянул сквозь окна внутрь. Там было непривычно темно. Неужели электричество? Осмотрелся. Да, действительно, электричество. Даже предупредительные красные огоньки на трубах погасли, словно, наконец, поняли, что предупреждать им особенно и некого. Меня потихоньку охватывала паника. Как я попаду внутрь? Может, вернуться к себе на старую квартиру? Но там, в подъезде электронный фоновый замок и он, скорее всего, тоже не работает. Ключ? Ключ я потерял много лет назад, только чип остался, но этот чертов чип валяется в нижнем ящике прикроватной тумбочки, в моем спальном уголке мебельного салона Ülemiste. Ким! «Ким! – заорал я изо всей мочи. – Ким, открой! Это я, Луи!». Но никто не отозвался. Неужто обиделась на то, что в последние дни я уделял ей недостаточно внимания? Что я в тумане ожидания сиднем сидел перед этими идиотскими картами, каждые 24 часа передвигая вперед на несколько сотен километров кнопки, от которых исходит угроза для нашей семейной идиллии? Ну, не знаю…

За домом приметил распахнутое окно на втором этаже. Директорский кабинет, мой собственный, слава Богу! Подтащил под окно кучу европоддонов, соорудил из них нечто вроде лестницы. Затем принес оброненные вещи и влез внутрь. Усевшись на свой кожаный трон и переведя дух, задумался. Подарить изящные ридикюли Ким и благодаря этому помириться с ней, или… Наскоро проанализировав ситуацию, отобрал одну сумочку поменьше (остальные спрятал в шкаф) и отправился к своей возлюбленной. Пока прилаживал шикарный аксессуар на ее худенькую ручку, шептал на ухо всякие нежности. Она оттаяла в моих объятиях, ее истосковавшиеся глаза вновь засветились лаской, и мы слились воедино. Горячее ворвалось в прохладу. Прохлада остудила горячее. Какая абсолютная, какая полнейшая совместимость. Страстная. Безболезненная. Волшебная клятва в верности живой плоти и силикона.

Вчера целый день размышлял об электричестве. Впервые в жизни настолько серьезно. Всегда относился к электричеству как к чему-то элементарному. Для меня оно стояло в одном длинном ряду вместе с землей и лесом со всеми предлагаемыми ими природными дарами, вместе с морями и рыбой, чистым воздухом, ветром, облаками и далеким негасимым солнцем. Конечно же, я понимал, что электричество само собой не возникает, но, тем не менее, именно такой неотделимой от природы частицей я его и воспринимал. Как все равно сеть мобильной связи и вайфай в плотно заселенных людьми областях. Ток в розетке на стене был для меня таким же логичным, как красная земляника на лесной полянке или маленькие в крапинку яички в птичьих гнездах на дереве.

И вот теперь его вдруг не стало.

Вообще-то удивляться следовало бы моему удивлению. Если хорошенько поразмыслить, удивительно было как раз обратное. Ровно сорок дней прошло с момента великого исхода, именно тогда вместе с остальными пропал и последний электрик, беззаботно ковырявшийся на какой-нибудь подстанции. Очевидно вместе с ним испарился и последний шахтер с серым от сланцевой пыли лицом, исчез последний диспетчер энергофирмы (именно ему я недавно названивал, выслушивая ненавистную лирическую мелодию, двуличие которой раскусил), не говоря уже об управленческом аппарате с его широкомасштабными планами по выкачиванию из каждой в мире щели всех до последней капель сланцевого масла, чтобы потом в больших котлах превратить это масло в пару жалких амперов. Удивительно было как раз то, что вся эта гоп-компания не прихватила электричество с собой. Создание рук человеческих или частица природы? Истина может оказаться где-то посередине.

Невзирая на то, что уже довольно давно у меня не было ни малейшего повода сетовать на шум, с исчезновением электричества сразу стало как-то тихо. Все доносящиеся теперь до моего слуха звуки были другими, словно из другого мира. Из мира, где вполне могут существовать аппаратура и оборудование и всяческие чудо-механизмы, а легонького, незаметного толчка, пробуждающего к жизни всю эту разнокалиберную технику, вот его-то в нем и нет. И теперь, сдается мне, вновь начал пробуждаться этот затаившийся неэлектрифицированный мир.

Загнанный на протяжении долгих столетий на задворки, далекий и неприметный, этот мир постепенно стал предельно замкнутым и непритязательным. Оглушительный стук копыт, пыхтящие паровые машины, неумолкающая кононада, вопли поверженных и ликование победителей, затем лавинообразно нарастающий свист шин, незатыкающиеся телесериалы, миллионы перекрикивающих друг друга мобильных телефонов вынудили этот безмолвный мир убраться еще дальше, в своего рода добровольную ссылку – хоть в пустыню, хоть в горы, хоть на дно океана. Но и там покоя хватило ненадолго. Пришли люди в белых балахонах и отворили пустыне кровь, густая и черная, она, пузырясь, вытекает из ран земли, дымятся высокие грязные трубы и на фоне всего этого автоматные очереди – для устрашения недовольных туарегов. В горах тоже неспокойно. Вокруг них кружатся вертолеты с операторами на борту, они снимают на камеры трюки сноубордистов или цепочки страдающих от кислородного голодания альпинистов. А под водой, грохоча двигателями, рыщут подводные лодки с разной символикой по бортам, и размножаются они прямо пропорционально вымиранию синих китов. Природа не терпит пустот.