Я надкусываю блинчик с голубикой, политый кленовым сиропом, с большим куском масла – облако теста разбухает на языке, ягоды лопаются на зубах, масло тает у меня во рту. Я изучаю эту сладость и текстуру. Я не бываю голодна, поэтому не спешу хватать следующий кусок. Я ем стекло, и когда оно режет мои десны, я смакую его минералы, металлы, примеси; я вижу пляж, с которого неизвестный мне бедолага взял этот песок. Маленькие камушки пахнут рекой, рыбьей чешуей, давно растаявшими ледниками. Они хрустят на зубах, звонкие, как сельдерей. Я делюсь своими ощущениями с другими такими же гурманами; они – делятся со мной своими, правда, с подвисанием, да и зернистость датчиков оставляет желать лучшего.
Такой вот витиеватый способ сказать: я люблю поесть.
Наверное, даже слишком. Я редко могу позволить себе это на публике, когда нахожусь в Агентстве. Не то комендант начнет задавать вопросы. Вылазки наверх, в места, где люди едят постоянно, кажутся роскошью.
Что насчет тебя? Нет, я не спрашиваю, как ты ешь, хотя, если пожелаешь ввести меня в курс дела, я не буду против. (Твои описания меда и хлеба – спасибо за них.) Я описала тебе вкратце наше перекрестное мироустройство: личные и публичные взаимодействия, общие интересы, общие чувства. Но каково это – быть одной из вас? У тебя есть друзья, Блу? Как это работает?
Ты просила меня отвечать честно. Я отвечу. Чего я хочу? Понимания. Диалога. Победы. Игры – в прятки и в разгадки. Ты интересный противник, Блу. Ты не боишься идти на риск. Ты контролируешь ход игры. И если нам суждено воевать, то почему бы заодно не скрасить друг другу досуг? Иначе зачем бы ты дразнила меня все это время?
Твоя,
Рэд.
PS. Кошениль! Теперь поняла.
Атлантида тонет.
И поделом. Рэд ненавидит это место. Хотя бы за то, что их слишком много, этих Атлантид, и они вечно тонут, на всех своих прядях: остров у берегов Греции, срединно-атлантический континент, развитая доминойская цивилизация на Крите, космический корабль, залетевший к северу от Египта, и так далее, и так далее. На большинстве прядей Атлантиды не существует вовсе – там о ней знают только понаслышке, из грез и безумных слов еще более безумных поэтов.
Из-за того, что их так много, Рэд не может навести порядок или потерпеть неудачу только с одной. Иногда кажется, что пряди порождают Атлантиды ей назло. Словно сговорившись. История заключает альянс с ее врагом. Тридцать, сорок раз за время своей службы она покидала тот или иной тонущий, горящий остров с мыслью: «Зато хотя бы с этим покончено». Тридцать, сорок раз поступал приказ: «Возвращайся».
У подножия вулкана темнокожие атланты ищут свои корабли. Мать одной рукой прижимает к себе ревущего сына, а другой – держит дочь. За ними идет отец. Он несет их домашних божков. Слезы чертят дорожки на его покрытом сажей лице. Жрица и жрец не покидают храма. Они сгорят там дотла. Они отдали свои жизни в качестве жертвоприношения – кому на сей раз? Рэд сбилась со счета. Ей стыдно за это.
Они отдали свои жизни в качестве жертвоприношения.
Атланты заполняют лодки, пропуская вперед божков и детей. Когда земля сотрясается, а небо вспыхивает огнем, даже самые храбрые и целеустремленные бросают свои труды. Записи, вычисления и новые механизмы оставлены позади. На лодки берут только людей и предметы искусства. Цифры сгорят, двигатели расплавятся, арки раскрошатся в пыль.
Эта Атлантида не входит в число самых странных. Здесь нет кристаллов, летающих машин, идеального правительства и экстрасенсорики. (Тем более двух последних и не существует в природе.) И все же: этот мужчина сконструировал паровой двигатель с пропеллером на шесть веков раньше обычного. Эта женщина, благодаря уму и экстатической медитации, осознала полезность нуля для своих вычислений. Этот пастух воздвиг в своем доме стены из свободностоящих арок. Незначительные штрихи, идеи настолько фундаментальные, что кажутся бесполезными. Никто здесь еще не знает себе цену. Но если они не сгинут вместе с этим островом, кто-то может осознать свою роль на несколько столетий раньше и все изменить.
И Рэд пытается дать им время.
Ее имплантаты, отводящие тепло, светятся алым. Жгут ее плоть. Она выделяет много пота. Рычит. Сверкает глазами. Выжимает себя до капли. Спасение острова – работа не для одной женщины, и она прилагает столько усилий, сколько ни одна женщина не в состоянии.
Она катит гигантские валуны, чтобы остановить потоки подступающей лавы. Руками роет русла искусственных рек. С помощью имеющихся в ее распоряжении орудий ломает камни и формирует из обломков другие, в других местах. Вулкан дрожит и раскалывается, выплевывая в воздух булыжники. Из его вершины вырастает каменная сосна из сажи. Она бежит в гору, превращаясь в смазанное пятно тела и света.
Читать дальше