Роберт Говард: Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса (сборник)

– Вперед! Гей, парни, гей!

И тут все заорали так, что я чуть не оглох. Мы, подобно горному потоку, выкатились из ущелья в долину. Во мне словно жило два человека. Один мчался вперед, кричал и размахивал окровавленной саблей, круша врагов. Другой смотрел на все это, дивясь, недоумевая и пытаясь найти объяснение всему происходящему. Во мне почему-то нарастало убеждение, что когда-то я все это уже пережил и теперь повторяю пройденный путь.

Строй синих продержался несколько минут, а потом распался на куски под нашей стремительной атакой, и мы преследовали их по всей долине. Бой распался на множество отдельных схваток, и всадники в серых мундирах выигрывали их одну за другой.

Мой изможденный конь споткнулся и упал, и я с трудом выбрался из-под него. Оглушенный ударом, я не снял с него седло, а медленно побрел к группе офицеров, которые собрались вокруг высокого всадника, возглавлявшего атаку. Приблизившись, я услышал, как он говорит:

– Господа, похоже, мне перебили выстрелом одно из стремян!

Я улыбнулся непонятно чему и, посмотрев назад, столкнулся лицом к лицу с человеком, которого наконец узнал. Я так и ахнул.

– Вот это да, дедуля! Ты снова молод! Ты моложе меня!

И в это мгновение я все понял. Стиснув кулаки, я замер в ожидании, не в силах ни заговорить, ни пошевелиться. Потом что-то ударило меня в голову. Ослепительно вспыхнул свет, и наступило полное забытье.

Голос деда все еще звучал у меня в ушах, ослабленный расстоянием, когда я, пошатываясь, поднялся на ноги, а потом прижал ладонь к глубокой ссадине на голове, оставленной подковой гнедого. Меня мутило, и кружилась голова. Дед еще не закончил балладу, а значит, я провалялся без чувств на замусоренном полу конюшни совсем недолго, не больше пары минут. Но за эти минуты я совершил невероятное путешествие в далекое прошлое и вернулся обратно. Я понял наконец, почему меня в детстве преследовали сны о лесистых горах и журчащих ручейках и почему мне так часто являлась прекрасная незнакомка…

Выйдя из конюшни в корраль, я поймал мустанга и оседлал его, не потрудившись даже перевязать рану. Она вскоре сама перестала кровоточить, боль постепенно ушла, и в голове у меня прояснилось. Я быстро пересек долину, поднялся на гору. На буром фоне разросшегося мескита четко вырисовывался обветшалый и покосившийся дом Ормондов. Краска на покоробившихся досках давным-давно облезла от дождя и солнца, рамы потрескались, и стекла, казалось, вот-вот вывалятся.

Я спешился и вошел во двор, огороженный забором из колючей проволоки. Куры, клевавшие что-то на крылечке, с кудахтаньем разбежались в разные стороны, а тощая клокастая собака злобно залаяла на меня. Дверь на мой стук открылась сразу, словно здесь ждали гостя, и в проеме вырос Джим Ормонд, худощавый, сутулый мужчина с ввалившимися щеками, тусклым взглядом и узловатыми руками. Он удивленно посмотрел на меня, так как мы были едва знакомы.

– Мисс Рэчел… – начал я. – Она… Она уже… Я замолчал, не зная, что нужно говорить в таких случаях. Он покачал кудлатой головой:

– Она умирает. С ней доктор Блэйн. По-моему, уже недолго осталось. Тем более она не хочет жить. Все зовет Джоэла Граймса, бедняжка.

– Можно мне войти? – спросил я. – Мне нужно повидать доктора Блэйна.

Даже пришельцу с того света нельзя без разрешения ломиться в комнату умирающей.

– Заходите.

Он посторонился, и я вошел в бедную голую комнатушку. По ней вяло расхаживала женщина со спутанными волосами, а чумазые дети робко выглядывали из-за других дверей. Откуда-то из глубин дома вышел доктор Блэйн и изумленно уставился на меня.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Ормонды уже потеряли ко мне всякий интерес и разошлись по своим делам. Я подошел к доктору Блэйну и сказал, чуть понизив голос:

– Рэчел. Я должен ее увидеть.

Моя настойчивость была ему непонятна, но, наделенный природным чувством такта, он не стал возражать. Доктор проводил меня в комнату, и я увидел лежавшую в постели древнюю старуху. Годы не смогли уничтожить ни следов былой красоты, ни жизненной силы этой женщины. Она словно облагораживала все, к чему прикасалась, даже этот нищий и грязный дом. Я узнал ее и застыл как вкопанный. Передо мной была та самая незнакомка, чей светлый образ так часто являлся в моих необычных снах. Она шевельнулась и прошептала:

– Джоэл… Джоэл… Я так долго ждала тебя… Я знала, что ты придешь. – Она вытянула иссохшиеся руки, и я, не говоря ни слова, подошел и сел рядом с постелью. В стекленеющих глазах старухи зажглась такая любовь, что меня бросило в жар. Ее сухие тонкие пальцы ласково сомкнулись на моей ладони, и мне на миг показалось, что молодость вернулась к ней. – Я знала, что ты придешь прежде, чем я умру, – прошептала она. – Смерть не могла тебе помешать. О, эта жестокая рана у тебя на голове, Джоэл! Но твои страдания уже закончились, как через несколько минут закончатся и мои. Ты никогда не забывал меня, Джоэл?