Мэлори Блэкмен - Крестики и нолики

Слава богу, у меня есть Каллум. Я украдкой улыбнулась, радуясь мысли, как славно я провела день.

Каллум поцеловал меня. Ух ты!

Каллум взял и поцеловал меня!

Вот это да! Ур-ра-а!

Улыбка у меня медленно погасла от непрошеной мысли. Сегодняшний день был бы самим совершенством, если бы не одно «но». Если бы нам с Каллумом не приходилось ото всех прятаться.

Если бы Каллум не был нулем.

«Я живу во дворце с золотыми стенами, серебряными башенками и мраморными полами…»

Я открыл глаза и посмотрел на свой дом. Сердце у меня сжалось. Я снова закрыл глаза.

«Я живу в поместье с кучей окон, свинцовыми оконными переплетами, бассейном и конюшнями, а вокруг расстилаются акры наших земель».

Я приоткрыл глаз. Все равно не получилось.

«Я живу в хибарке, где наверху три комнатки, а внизу две, на входной двери замок, а во дворе огородик, где мы выращиваем зелень».

Я открыл оба глаза. Никогда у меня ничего не получалось. Я помялся возле дома, если его можно так назвать. Каждый раз, когда я возвращался от Сеффи, я морщился при виде лачуги, служившей мне домом. Почему моя семья не может жить в таком же доме, как у Сеффи? Почему никто из моих знакомых нулей не живет в доме, как у Сеффи? Я глядел на наше убогое жилье и ощущал внутри знакомое мучительное жжение. Мышцы напряглись, глаза сузились… Так я заставил себя отвести взгляд. Заставил поглядеть в сторону, на дубы, буки и каштаны, высаженные вдоль нашей улицы и воздевавшие ветви к небу. Посмотрел на одинокое облако, медленно проплывавшее над головой, посмотрел, как кружит и парит в небе ласточка, не зная никаких забот.

«Ну давай… у тебя все получится… получится… получится…»

Я закрыл глаза и втянул побольше воздуху. И, стиснув зубы, толкнул дверь и вошел.

– Каллум, где ты был? Я места себе не находила.

Мама бросилась ко мне, не успел я закрыть за собой дверь. В отличие от дома Сеффи, у нас не было ни передней, ни коридора, куда выходили бы комнаты. Открываешь входную дверь – и сразу оказываешься в гостиной, где на полу лежит ветхий нейлоновый ковер, служивший до нас пяти другим семьям, и стоит обитый тканью диван, поживший в семи домах. Единственным сколько-нибудь стоящим предметом обстановки был дубовый стол. Много лет назад папа выпилил все детали, украсил резьбой в виде листьев драцены, собрал и отполировал своими руками. В этот стол было вложено много труда и любви. Мама Сеффи как-то попыталась купить его, но мои родители не захотели с ним расставаться.

– Ну? Каллум, я жду. Где ты был? – повторила мама.

Я сел на свое место за столом и отвернулся от мамы. Папе на меня – да и на все остальное – было наплевать. Он сосредоточенно ел. Мой брат Джуд – ему было семнадцать – многозначительно ухмыльнулся. Вот жаба – так и норовит поддеть. От него я тоже отвернулся.

– Шлялся с своей трефовой подружкой, – процедил Джуд.

Я ощерился на него:

– Какой еще трефовой подружкой? Не знаешь, о чем говоришь, вот и помалкивай.

«Не смей называть так моего лучшего друга! Еще раз скажешь – я тебе всю рожу…»

Джуд догадался, о чем я думаю: усмешка стала шире.

– А как мне тогда ее называть? Твоя трефовая кто?

Он никогда не называл их Крестами. Только трефами.

– Засунь себе в рот оба кулака!

– Каллум, сынок, не надо говорить с братом, будто… – Продолжать папа не стал.

– Каллум, ты опять был с ней ? – В глазах матери зажегся бешеный горький огонь.

– Нет, мама. Просто гулял, вот и все.

– Вот и все? Тогда прекрасно. – Мама с размаху поставила на стол кастрюлю.

Паста перевалилась через края на стол. Джуд мгновенным движением собрал с клеенки все, что выпало, и затолкал в рот.

Шли секунды, все ошарашенно таращились на Джуда. Он завладел даже вниманием Линетт, а это достижение. Вывести мою сестру из ее загадочного мира было практически невозможно.

– Удивительно! Когда речь идет о еде, ты как молния на допинге, а обычно тормозишь. – Губы у мамы искривились – что-то среднее между весельем и отвращением.

– Это называется мотивация, мама, – ухмыльнулся Джуд.

Веселье победило. Мама рассмеялась:

– Будет тебе мотивация, зайчик!

В кои-то веки спасибо Джуду: отвлек всех от того, чем я занимался целый день. Я оглядел стол. Линетт снова ушла в себя: голова, как всегда, опущена; взгляд, как всегда, устремлен на колени.

– Привет, Линни, – шепнул я старшей сестре.

Она подняла голову, мимолетно улыбнулась мне – короче некуда – и снова уставилась себе на колени.