Майкл Маршалл: Один из нас

– Там тебя спрашивают! – прокричал он.

– Скажи, чтобы отвалили, – ответил я. Знакомых в Энсенаде у меня давно не было, а заводить новых я был не в настроении.

– Настойчивый тип, – продолжил он, ткнув большим пальцем куда-то себе за спину в направлении стойки. Я посмотрел в ту сторону, но народу было так много, что я ничего не увидел. – Мелкий такой, черный.

Здесь это могло означать или то, что парень действительно чернокожий, или что он местный индеец. Правда, для меня это не имело значения – я не хотел разговаривать ни с кем. Меня только удивило, что мой соотечественник сам не посоветовал парню убраться подальше. Мужик с бородой совсем не походил на человека, готового состоять на побегушках у этнического большинства.

– Тогда пошли его куда подальше вежливо, – сказал я, воспользовавшись мгновением тишины, и снова повернулся к мариачи.

Оркестр немедленно и очень громко начал играть новую песню, которая была удивительно похожа на все предыдущие. Хотя, наверное, я ошибся, потому что она вызвала бурю оваций, и поющий бизнесмен неуклюже забрался на стул, чтобы представить ее нашему вниманию. Я глотнул пива, мечтая, чтобы официант поторопился и надоел мне еще раз, а потом стал мрачно ждать, когда люцерновый король свалится на стол девушек. Будет чем полюбоваться.

Вдруг я услышал звук. Тихий, его едва можно было различить сквозь шум голосов и рявканье труб, но он становился все громче.

– Я так и сказал, – раздался у меня за спиной голос американца, – но ему это не понравилось.

И опять этот звук. Похоже на…

Я прикрыл глаза.

– Хап Томпсон! – неожиданно проверещал тонкий голос, легко перекрывая шум бара. Звук становился все громче и громче, прежде чем опять прозвучало мое имя. Я постарался не обращать на него внимания, но звук никуда не пропал. Он никогда не пропадал.

Через минуту сигнал стал таким громким, что оркестранты оборачивались в мою сторону. Постепенно они прекратили играть – инструменты замолкали один за другим, как будто их хозяев по очереди сбрасывали со скалы. Я зло выругался и загасил сигарету в переполненной пепельнице. Головы повернулись в мою сторону, и в баре повисла тишина. Последним заткнулся бизнесмен-певец. Теперь он, раскачиваясь, стоял на столе, широко раскинув руки. Он вполне потянул бы на оперного певца, если бы физиономией не походил на боксера, который проиграл слишком много матчей.

Глубоко вздохнув, я повернулся.

У меня за спиной толпа образовала проход, и теперь было хорошо видно стойку. На ней, стараясь не попасть в лужи пролитого пива, стоял мой будильник.

– О, привет, – произнес он в наступившей тишине. – А я думал, ты меня не услышал.

– Какого черта тебе от меня надо? – спросил я.

– Пора вставать, Хап.

– Я уже встал, – ответил я, – и нахожусь в баре.

– Ах вот как, – сказал будильник, оглядываясь. – Теперь вижу. – Помолчав, он продолжил: – И все равно пора вставать. Если хочешь, можешь опять меня выключить, но тебе действительно надо быть готовым к половине десятого.

– Послушай, мелкий ублюдок, – произнес я, – я уже давно встал. Сейчас четверть десятого вечера.

– Неправда.

– Нет, правда. Мы это с тобой уже проходили.

– У меня сейчас точно девять семнадцать утра, – будильник наклонился так, чтобы всем, и мне в том числе, было видно табло.

– А у тебя всегда утро! – воскликнул я, вставая и указывая на его цифры. – Это потому, что ты сломан, несчастный кусок дерьма.

– Эй, послушайте, – запротестовал один из туристов у меня за столом, – малыш лишь хочет сделать свою работу. Не стоит с ним так. – Эти слова сопровождались одобрительным гулом близлежащих столиков.

– Вот это правильно, – согласился будильник – два квадратных дюйма [13] Около 13 квадратных см. оскорбленной невинности на хилых ножках. – Делаю свою работу, вот и все. А как тебе понравится, если я перестану тебя будить, а? Мы же оба знаем, что тогда произойдет, верно?

– Что? – воскликнула женщина с печальными глазами на другом конце зала. – Скажи, он плохо с тобой обращается?

Крепко сжав челюсти, я взял со стола зажигалку и сигареты и посмотрел на женщину. Она смело встретила мой взгляд и фыркнула:

– С него станется.

– Он меня бьет. И даже выбрасывает из окна… – в разных концах помещения раздалось ворчание, и я решил, что пора сматываться, – машины на ходу…

Толпа зловеще зашевелилась. Я хотел было объяснить, что сломанный индикатор утро/вечер – не единственный недостаток будильника и далеко не самый главный, что он имеет привычку неожиданно будить меня несколько раз подряд в ранние предутренние часы, не давая как следует отдохнуть, но решил, что в этом нет смысла. Ведь маленький мерзавец умудрился достать меня в единственном в мире баре, посетителей которого волновала судьба сломанных приборов. Я натянул куртку и стал прокладывать дорогу к выходу. Передо мной появился проход, вдоль которого стояли люди с мрачными лицами, и я в сильном замешательстве проскользнул к выходу.