Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

– Пропустите ее.

Голос мне знаком, но я не могу вспомнить, где именно его слышала – не в Шлаке, не в Тринадцатом и точно не в Капитолии. Обернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с Пэйлор, командиром из Восьмого. Сейчас она выглядит даже хуже, чем тогда, в больнице; впрочем, нам всем пришлось несладко.

– Под мою ответственность. Все, что находится за дверью, принадлежит ей, – говорит Пэйлор. Это ее солдаты, а не Койн, и поэтому они без вопросов опускают оружие и пропускают меня.

Пройдя по короткому коридору, я распахиваю стеклянные двери и захожу внутрь. Здесь аромат роз настолько мощный, что обоняние притупляется, и он уже делается терпимым. Прохладный влажный воздух ласкает разгоряченную кожу. А розы великолепны – целые ряды роскошных красных, оранжевых и даже голубых бутонов. Я хожу между рядами аккуратно подстриженных кустов, смотрю, но не трогаю – то, насколько опасны эти красавицы, я выучила на горьком опыте. Наконец я нахожу то, что мне нужно: изящный кустик, и на нем великолепный белый бутон, едва начинающий раскрываться. Натянув рукав на левую ладонь, чтобы не уколоться, беру садовые ножницы и подношу их к розе.

– Красивая, – внезапно говорит Сноу.

У меня дергается рука.

– Остальные, конечно, тоже хороши, но цвет совершенства – белый.

Я все еще не вижу Сноу. Голос доносится от соседней клумбы, на которой растут красные розы. Аккуратно приколов стебель на рукав, медленно захожу за угол: Сноу сидит на табурете, прислонившись к стене. Как всегда, он ухожен и безупречно одет, однако отягощен наручниками, кандалами и устройствами слежения. В руке у него платок, на котором видны свежие пятна крови, но даже сейчас, когда он в таком состоянии, его холодные змеиные глаза ярко сверкают.

– Я надеялся, что ты найдешь дорогу в мои покои.

Его покои. Я пробралась в его дом – так же, как год назад Сноу проскользнул в мой, шипя и источая аромат роз. Эта теплица – одна из его комнат, возможно любимая; кто знает, может, в лучшие времена он лично ухаживал за цветами. Теперь это часть его тюрьмы; вот почему охранники меня остановили, и вот почему Пэйлор позволила мне войти.

Я полагала, что его посадят в самое глубокое подземелье Капитолия, а не позволят наслаждаться роскошью. Однако Койн оставила его здесь – видимо, для того, чтобы создать прецедент. Тогда, если влияние утратит она сама, все будут знать, что президенты – даже самые отвратительные – заслуживают особого обращения. В конце концов, кто знает, когда она лишится власти?

– Нам столько нужно обсудить! Впрочем, мне кажется, твой визит будет кратким. Поэтому сначала о главном. – Сноу кашляет, и платок, который он прижимает к губам, становится еще более красным. – Приношу соболезнования по поводу смерти твоей сестры.

Лекарства притупили мои чувства, но даже в этом состоянии онемения я чувствую боль, вызванную словами Сноу. Они напоминают мне, что его жестокость беспредельна и что он до самой смерти не оставит попыток меня уничтожить.

– Такая бессмысленная смерть. В ту минуту всем было ясно, что игра окончена. Более того, когда они сбросили парашюты, я как раз собирался официально объявить о капитуляции.

Не мигая, он неотрывно смотрит на меня, словно не хочет упустить ни малейшей реакции. Однако в его словах нет смысла. «Когда они сбросили парашюты?»

– Ну, ты же не думаешь, что приказ отдал я? Будь в моем распоряжении работающий планолет, я бы бежал на нем. Это очевидно. И в любом случае, вопрос остается открытым: чего бы я добился? Мы оба знаем, что я готов убивать детей, но не люблю тратить ресурсы зря. Если я отнимаю у кого-нибудь жизнь, то не без причины, – а причин уничтожать целый загон капитолийских детей у меня не было.

Он снова заходится в кашле. Что это – трюк, чтобы дать его словам время проникнуть в мое сознание? Сноу лжет – конечно, лжет, – но за ложью есть какая-то правда, и она силится выйти наружу.

– Должен признать, Койн действовала блестяще. Даже самые преданные люди отвернулись от меня, когда увидели, что я бомбил наших собственных беззащитных детей. Всякое сопротивление прекратилось. Ты знаешь, что все показывали в прямом эфире? Здесь видна рука Плутарха, и в затее с парашютами – тоже. Ну, таких идей и ждешь от руководителя Игр, верно? – Сноу промакивает рот платком. – Уверен, уничтожать твою сестру он не собирался, но в таких делах всякое бывает.

Сноу уже далеко; я в лаборатории, в Тринадцатом, вместе с Гейлом и Бити; мы смотрим на модели, созданные по принципу ловушек Гейла. Первая бомба убила жертв, вторая – спасателей. Я вспоминаю слова Гейла: