Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

– Да. Хочу похвастаться платьем.

– Ну, ты знаешь, где ее найти…

Тут из кабинета снова донесся слабый писк. Мэр помрачнел.

– Прошу прощения, – бросил он и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.

Я постояла, чтобы немного собраться с духом. Сама себе лишний раз напомнила, что должна держаться естественно. А потом направилась к Мадж. Подружка сидела за туалетным столиком и расчесывала перед зеркалом золотые волны волос. На ней было то же прелестное белое платье, что и тогда, в день Жатвы. Увидев мое отражение, девушка улыбнулась.

– Смотрите-ка, настоящая капитолийская дама.

Я подошла чуть ближе. Коснулась пальцами птицы у себя на груди.

– Да уж, вплоть до брошки. Благодаря тебе сойки-пересмешницы стали последним писком столичной моды. Хочешь, верну?

– Не глупи, подарки не возвращают, – ответила Мадж, повязывая волосы праздничной золотой лентой.

– Кстати, откуда она у тебя? – спросила я.

– Это теткино украшение. Вроде бы очень древнее.

– Странно, почему именно сойка? – вслух подумала я. – То есть после всего, что случилось во время бунта, что натворили говоруны…

Сойки-говоруны – это переродки, генетически измененные птицы, специально выведенные учеными Капитолия, чтобы шпионить за лагерями повстанцев. Эти создания умели запоминать большие отрывки речи, а потом повторяли каждое слово в столичных лабораториях. Разгадав секрет, мятежники стали кормить соек такой небывальщиной, что Капитолий остался с носом. Ожидалось, что ставшие бесполезными птицы (а среди них были только самцы) вымрут сами по себе, однако те быстро научились спариваться с пересмешницами, и возник совершенно новый вид.

– Сойки-пересмешницы – не оружие, – возразила Мадж. – Это же просто певчие птички, правильно?

– Ага, наверное, – обронила я, но мысленно не согласилась.

Может быть, это и певчие птички – зато они существуют на свете вопреки желанию Капитолия. Никто не ждал, что послушным тварям хватит ума приспособиться к дикой природе, изменить генетический код, размножиться и создать новый вид. Ученые недооценили их волю к жизни.

Шагая по глубокому снегу, я слушаю, как пересмешницы скачут по веткам, подхватывают чужие песни, повторяют их и преображают во что-то свое. Как всегда, на память приходит Рута. Ночью, во сне, я следовала за ней через лес. Жаль, что рано проснулась: вот бы увидеть, куда мы шли.

Да уж, далековато брести до озера. Если Гейл все-таки решит пойти за мной, то потратит уйму сил, которые пригодились бы на охоте. На ужин у мэра он не явился, хотя там была вся его семья. Хейзел сказала: слег от какого-то недомогания, но разве она умеет врать? На фестивале Жатвы мы тоже не виделись. В тот день он отправился на охоту, по словам Вика. Вот это уже похоже на правду.

Спустя еще несколько часов туман раздвигается, и передо мной возникает обветшалый дом на берегу озера. Скорее даже не дом, а маленькая однокомнатная постройка. Отец говорил, когда-то их было множество: остатки фундаментов до сих пор видны. Люди приезжали сюда рыбачить и развлекаться. «Мой» дом – бетонный, поэтому пережил своих сородичей. Из четырех стеклянных окон цело лишь одно, только рама давно пожелтела и покосилась от времени. Водопровода и света нет и в помине, зато печка исправна. В углу вот уже много лет высится поленница. Я развожу небольшой огонек в надежде, что дым будет незаметен среди густой сероватой мглы. Слушая, как потрескивает маленькая печка, беру игрушечную метлу из веток (ее связал отец, когда мне было лет восемь) и выметаю сугробы, скопившиеся под пустыми оконными провалами. А потом сажусь у огня и жду Гейла.

Он появляется на удивление быстро. За спиной – лук и стрелы, к поясу приторочена тушка дикой индейки – видимо, подстрелил по пути. Мой гость медлит на пороге, словно раздумывая, входить или нет. В руках у него – нетронутая сумка с едой, фляга, перчатки. Разозлился, не нужно ему моих подарков. Мне ли не знать, что он чувствует. Сама так вела себя с матерью.

Заглядываю ему в глаза. Сквозь понятный гнев проступают боль и обида от моего предательства, которое все называют помолвкой. Эта встреча – моя последняя надежда не потерять Гейла, не лишиться его навсегда. Можно было бы говорить часами, а он все равно бы не понял. Поэтому я пытаюсь перейти прямо к сути своих оправданий.

– Президент Сноу пообещал, что убьет тебя.

Он только приподнимает брови. Ни страха, ни изумления.

– А кого еще?

– Полный список мне не показывали. Однако все наши родные наверняка там есть.