Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

– Ой, ты, наверное, волнуешься?

– Ты такая везучая!

– В первый же год – и сделаться ментором Квартальной бойни! – взахлеб восторгаются эти трое.

– Ну да, – говорю я бесстрастно.

А что остается? Даже в обычное время быть ментором – не пожелаешь и злейшему врагу. Я и так не могу проходить мимо школы без содрогания, все думаю: кто из детей станет моим трибутом? Да к тому же еще грядут семьдесят пятые Игры, Квартальная бойня. Их проводят каждые двадцать пять лет, отмечая порабощение дистриктов особенно пышными торжествами, а для пущей потехи – каким-нибудь новым издевательством над трибутами. В школе однажды рассказывали, что на второй юбилей Капитолий затребовал для арены вдвое больше трибутов. Учителя не вдавались в подробности, а странно, ведь именно тогда житель Дистрикта номер двенадцать завоевал корону.

– Теперь Хеймитч снова будет у всех на слуху! – пищит Октавия.

Он никогда не делился с нами собственным опытом на арене. А сама бы я ни за что не спросила. Если Голодные игры с его участием и повторяли по телевизору, я была слишком юной и ничего не запомнила. Зато Хеймитчу Капитолий не даст забыть. Может, в каком-то смысле оно и к лучшему, что во время следующей Жатвы менторские места займем уже мы с Питом. Похоже, Хеймитч свое отработал.

Вдоволь нащебетавшись о страшной Квартальной бойне, участники подготовительной команды принимаются самым подробным образом обсуждать свою бестолковую жизнь: сплетничают о людях, имен которых я даже не слышала, хвалятся новыми туфлями, а Октавия угощает нас длинным рассказом о том, какую промашку она дала, пригласив на день рождения гостей в нарядах из перьев.

Но вот мои брови выщипаны, волосы стали гладкими и шелковистыми, а ногти готовы принять слой лака. Очевидно, троице было приказано заняться только лицом и руками – все остальное скроет зимняя одежда. В ход идут самые разные краски. Флавий, которому страсть как хочется испробовать на мне фирменную пурпурную помаду, скрепя сердце ограничивается розовым оттенком. Судя по выбранной стилистом палитре, на этот раз я должна выглядеть невинной девочкой, а не соблазнительницей.

Это хорошо. Вызывающая внешность и поведение не способствуют доверию. Хеймитч предельно ясно дал мне это понять, когда готовил для первых интервью.

Входит мама и застенчиво говорит, что Цинна велел показать команде, как она заплела мои волосы в день Жатвы. Троица чуть ли не прыгает от восторга и, затаив дыхание, наблюдает за маминой замысловатой работой. Я вижу в зеркале абсолютно серьезные взгляды; взгляды, в которых горит желание сделать собственную попытку. Эти люди так почтительно и любезно ведут себя с мамой, что мне становится стыдно за прежнее к ним презрение. Кто знает, какой бы я стала или о чем говорила, если бы выросла в Капитолии? Вполне возможно, меня бы ничуть не меньше мучили сожаления о том, что все гости явились на праздник в перьях.

Прическа готова, и я спускаюсь в гостиную, к Цинне. Один его вид уже внушает некоторую надежду. Стилист не переменился: простая одежда, стриженые каштановые волосы, легкая золотая подводка у глаз. Мы обнимаемся, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выложить ему историю с президентом Сноу. Нет, решено: сначала Хеймитч. Он лучше знает, кого еще можно огорошить подобным рассказом. И все-таки с Цинной очень легко говорить. Совсем недавно мы долго болтали по телефону, появившемуся у нашей семьи вместе с новым домом, словно в насмешку: ведь ни у кого из наших знакомых подобной роскоши нет. Питу я не звоню, а Хеймитч вообще много лет назад вырвал провод из стенки. Правда, можно связаться с Мадж, дочкой мэра, мы с ней подруги, но лучше встретиться лично. Поначалу эта штуковина подолгу стояла без пользы. Потом стал названивать Цинна и развивать мой талант.

Считается, что талант есть у каждого победителя. Имеется в виду некое дело, которым вы занимаетесь, когда отпадает необходимость ежедневно ходить в школу или на фабрику. Это может быть все – нет, правда, все что угодно, была бы тема для интервью. Как выяснилось, у Пита талант к рисованию. Он с детства расписывал глазурью печенья и торты в семейной пекарне, теперь разбогател и может позволить себе мазать красками холст. А у меня никакого таланта нет. Разве что к нелегальной охоте, но это не для экрана. Или к пению – чего я не стала бы делать для Капитолия ни за какие коврижки. Мама честно пыталась заинтересовать меня множеством разных увлечений из длинного списка, который прислала ей Эффи Бряк. Кулинария, составление букетов, игра на флейте. Ничто меня не зацепило, хотя у Прим обнаружилась склонность ко всем трем занятиям. Наконец за дело взялся стилист. Он предложил развить мою страсть к моделированию одежды. Очень трудно развить в человеке то, чего в нем нет и в помине, однако я согласилась – ради возможности время от времени пообщаться с Цинной.