Джордж Мартин: Хроники тысячи миров (сборник)

Я искала уязвимое место, дверь к разлагающейся плоти, луже крови, плахе, к чему-то постыдному и грязному и не находила ничего, ничего, кроме совершенства, только чистый хрусталь, красный, светящийся изнутри, растущий, меняющийся, но вечный. Я снова прикоснулась к нему, обхватив рукой колонну, поднимавшуюся передо мной наподобие сталагмита. Я владела знанием. Я двигалась, прикасаясь, пробуя. Везде цвели стеклянные цветы, фантастические алые бутоны, хрупкие и прекрасные. Я взяла один и поднесла к лицу, но не ощутила аромата. Совершенство пугало. Где слабина? Где скрытая трещина этого бриллианта, чтобы расколоть его с маху?

Здесь, в его душе, не чувствовалось тления.

Не было места смерти.

Не было ничего живого.

Мне было здесь хорошо.

И тут явился призрак, бледный, тощий и дряхлый. Его босые ноги, ступая по сверкающим кристаллам пола, вздымали тонкие ленты дыма, и я почуяла запах паленого мяса. Я улыбнулась. В хрустальном лабиринте обитал призрак, но каждое прикосновение означало боль и разрушение. Стена пещеры проглядывала сквозь его эфемерную плоть. Я приказала ему подойти. Он подошел ко мне, и я раскрыла ему объятия, и вошла в него, и овладела им.

Я сидела на балконе самой высокой башни моего замка и пила кофе с бренди. Болота пропали, вместо них виднелись горы, твердые, холодные и чистые. Они стояли вокруг бело-голубой стеной, и ветер поднимал с вершины самого высокого пика перья снежных кристаллов. Ветер пронизывал меня, но я почти не чувствовала холода. Я одна, я всем довольна, кофе вкусный, а смерть очень далеко.

Он вышел на балкон и уселся на парапет, приняв небрежную, нахальную, самоуверенную позу.

– Я знаю тебя, – сказал он. Это было самой страшной угрозой.

Но я не испугалась.

– Я тебя тоже, – ответила я. – Позвать твоего призрака?

– Он и сам скоро явится. Он никогда не оставляет меня.

– Да, – согласилась я. Я неспешно попивала кофе, заставляя его ждать. Наконец сказала: – Я сильнее тебя и могу выиграть, киборг. Напрасно ты бросил мне вызов.

Он ничего не ответил.

Я поставила опустевшую чашку, провела над нею рукой и улыбнулась. Мой стеклянный цветок распустился, расправив прозрачные лепестки. На стол легла неровная радуга.

Он нахмурился. По цветку поползли краски. Цветок увял, и радуга исчезла.

– Ненастоящий, – прокомментировал он. – Стеклянный цветок мертв.

Я подняла розу, показала сломанный стебель.

– Этот цветок умирает. – В моих руках он снова стал стеклянным. – Стеклянный цветок живет вечно.

Киборг снова превратил стекло в живое растение. Надо отдать ему должное, он упрям.

– Даже умирая, он живет.

– Посмотри, сколько в нем изъянов, – предложила я. – Вот здесь лист обглодал вредитель. Здесь лепесток сформировался неправильно. Вот эти темные пятна – грибковая гниль, а здесь стебель надломлен ветром. Смотри. – Я оторвала самый большой и красивый лепесток и пустила его по ветру. – Красота не защищает. Жизнь крайне уязвима. И в конце концов заканчивается смертью.

Цветок в моей руке почернел, съежился и начал гнить. В один миг в нем расплодились черви, из стебля потекла зловонная темная жижа, а потом цветок превратился в пыль. Я сдула пылинки и выдернула у киборга из-за уха новый цветок. Стеклянный.

– Стекло твердое, – возразил он. – И холодное.

– Тепло – продукт распада, – напомнила я. – Сводный брат энтропии.

Может, он и ответил бы, но мы были уже не одни. Из-за зубчатой стены, подтянувшись на немощных бледно-серых руках, вылез призрак. На чистом камне остались кровавые пятна. Призрак безмолвно уставился на нас, полупрозрачное видение в белом. Клерономас отвел взгляд.

– Кто он? – спросила я.

Киборг не отвечал.

– Ты хоть имя-то его помнишь? – спросила я, но ответом мне было молчание, и я расхохоталась. – Киборг, ты осудил меня, отверг мою мораль, нашел мои поступки подозрительными, но кем бы я ни была, по сравнению с тобой я ангел. Я краду чужие тела. Ты украл чужой разум. Ведь так?

– Я не хотел.

– Иоахим Клерономас, как все и говорили, умер на Авалоне семьсот лет назад. Может, он и заменил некоторые части тела на стальные и пластмассовые, но у него оставалась и живая плоть, а значит, наступило время, когда клетки погибли. Тонкая прямая на экране и пустая металлическая оболочка. Конец легенды. Что с ним тогда сделали? Вытащили мозги и похоронили под громадным памятником? Несомненно. – Кофе был крепкий и сладкий, он здесь никогда не стынет, потому что я не позволяю. – Но машину не похоронили, верно? Разве можно зарыть такой дорогой и сложный кибернетический механизм, библиотечный компьютер, полный всевозможных сведений, кристаллическую матрицу застывших воспоминаний? Он был слишком ценным, чтобы его просто выбросить. И достойные ученые Авалона подключили его к главной системе Академии, правда? Сколько столетий прошло, прежде чем один из них решил снова использовать тело киборга и отсрочить собственную смерть?