Serpensortia - Фанфик Everything I am

Снейпа, которого вверх тормашками встряхивали Мародеры, навсегда вбив ему ненависть к гамме гриффиндорских цветов?

Не потому ли Снейп так потворствует Малфою, что Драко ненавидит мой факультет с равной силой — особенно теперь, когда и его отец, и мать в Азкабане и ждут суда.

Ненависть — она тоже объединяет, наверное. В своем роде это не меньшая страсть, чем любовь. Снейп до сих пор не рассчитался с Мародерами за школьные обиды — и рад, когда кто-то делает это за него. Например, Драко Малфой, или Гойл, или Крэбб. Для Снейпа Мародеры по-прежнему здесь — Джеймс, Сириус, Ремус — он видит их… Весь наш факультет, регулярно собирающийся под сводами подземелий на его пары — ало-золотые гербы отблескивают на мантиях — все мы напоминаем ему Мародеров, обидчиков детства. Некоторые раны уходят так глубоко, что никогда не заживают , вспоминаются мне слова Дамблдора.

Тут я вздрагиваю. А что, если он видит их только в нас ? В Роне, Гермионе и Гарри Поттере, который так похож внешне на своего отца?

Только внешне, замечает мой внутренний голос. Только внешне — я дальновиднее Джеймса, потому что с последствиями его ошибок пришлось разбираться мне.

Я не был любимчиком всей школы, а вот парией бывать довелось — и потому я смотрю на вещи под иным углом зрения.

И еще — и еще я вряд ли когда-нибудь произведу на свет наследника. Потому что не женюсь — во всяком случае, так, как понимает этот шаг большинство.

Я другой.

Черт побери! Похоже, я только что произнес мысленную оправдательную речь в защиту Снейпа! Никогда бы не подумал, что способен на это. Но я в самом деле не Джеймс Поттер — только моя фамилия заставляет Снейпа так меня ненавидеть! Ну да — а воспоминание о моем отце и его друзьях заставляет его ненавидеть весь Гриффиндор, думаю я с горечью.

Почему он не перерос это? Почему до сих пор снимает с нас баллы за лишний чих или неровно лежащую тетрадь, если войдет в класс не с той ноги? Вся разница моего положения между прошлым годом и нынешним состоит в том, что он не цепляется непрерывно ко мне и Невиллу, а одаривает своим неблагосклонным вниманием и окружающих.

Кстати о внимании. Этот вопрос упорно не дает мне покоя, то теряясь, то снова возникая в мыслях, как заноза, засевшая слишком глубоко под кожей — и не больно вроде бы, и не сожмешь толком кулак… Откуда Снейп знал о моем местонахождении? Если карта Мародеров до сих пор у него, он много раз мог добиться моего исключения. При его мелочности это было бы вполне логично и, в общем, объяснимо.

Но Снейп, молчащий про меня — это не укладывается в голове.

А получается именно так — он не мог меня видеть сквозь мантию-невидимку, когда я шел, не разбирая дороги, на башню, мечтая лишь о том, чтобы никогда больше никого не видеть. Сидеть там хоть до весны, пока Симус не забудет о самом факте моего существования. Наивное, но яростное желание, я хорошо его помню.

И вот теперь весна вступила в свои права, а я сижу на Зельеварении — «на Высших Зельях, Поттер, способны Вы заучить на слух разницу в названиях основного и углубленного курса? Нет? Тогда запишите!» — и размышляю о том, что при внимательном рассмотрении кажется бредом.

Ему незачем меня защищать. Собственно, кроме него, никто из профессоров никогда на меня и не ополчался по-настоящему. Я всегда был гордостью Хогвартса, с первого дня обучения. Периодически мне за это доставалось, но я всегда был героем, хоть это и тягостное ощущение. Словно живешь под ярким прожектором, освещающим малейшие движения.

Вечная непрошенная слава, которая «еще далеко не все, не правда ли, мистер Поттер». Правда, профессор Снейп. А если я задам Вам вопрос, мечтали ли о славе лично Вы, что Вы ответите?

Пошлете меня к черту?

Снова выкинете из своего кабинета?

Или бросите побелевшими от гнева губами, что именно об известности мечтали, перейдя сперва на Темную сторону, а затем став верным оком и преданной рукой Альбуса Дамблдора — оплота света?

Быть может, потому Снейп и был назначен главой мятежного факультета, что Дамблдор велел ему, не привлекая внимания, следить за неблагонадежными, демонстрируя им при этом полную лояльность.

Так или иначе, он сделался слизеринским деканом — и это существенно усложнило жизнь остальных, не его собственных, студентов.

Он приобрел уверенность, властность и жестокость, позволяя себе в лучшем случае сухой поклон и никогда — улыбку.

Перенес отношение к школьным недругам на окружающих людей — и на меня.