MarInk - Давайте все сойдём с ума

На Малфоя Гарри тоже старался не обращать внимания и вообще избегать; как ни странно, слизеринец вообще прекратил нападки на самого Гарри и его друзей - в благодарность, что ли? Но ведь он сказал «спасибо», и никто не ждал от него и этого, не то чтобы ещё каких-то действий.

По зрелом размышлении Гарри не был так уж против того, что ему самому могут нравиться не только девушки, но и юноши, в Хогвартсе было много симпатичных студентов, но Драко Малфой… эта альтернатива вызывала у Гарри волны здорового негодования и совсем нездорового мутного страха. Страха, что он может как-нибудь не сдержаться и провести кончиками пальцев по щеке Малфоя, чтобы выяснить, такая ли она шелковистая, какой кажется на вид, зарыться носом в гриву сияющих платиновых волос. Аргументы «Он мой злейший враг!», «Он наглый надменный хорёк!» и «Я ему в этом качестве уж точно не сдался, так что лучше подумать о ком-нибудь из девушек, или о Симусе, на худой конец» не действовали, разбиваемые соответственно контраргументами «А Вольдеморт у тебя уже в разряд друзей перешёл, что ли?», «Насчёт хорька мы уже выясняли ещё в больничном крыле, а по поводу наглости чья бы корова ни мычала, а твоя, Гарри, молчала» и «Да нууу?!! А как же ни в какие ворота не лезущий подарок на день рождения и эти странные взгляды во время трапез в Большом зале?». Гарри проявлял чудеса по укрытию на местности, замечая издали в толпе белокурую макушку Малфоя, и на совместных со Слизерином занятиях усиленно смотрел куда угодно, но только не на Серебряного Принца. Рон и Гермона единогласно решили, что Малфой был спасён от грифонов только благодаря пресловутому гриффиндорскому благородству и личному героизму Гарри и поддерживали его стремление держаться от «гнусного хорька» подальше, и брюнет не разубеждал друзей [«А что, разве они не правы?» - встряли обе сущности Гарри, гриффиндорская - с сомнением, а слизеринская - ехидно]. Масла в огонь мучений Гарри подливал тот факт, что за Малфоем, оказывается, пуская от вожделения слюни, бегает как минимум полшколы человек обоего пола, а вторая половина бегает за ним самим, Гарри, занимаясь тем же самым. Хотя поклонникам Малфоя везло больше: блондин изредка проявлял снисхождение и трахал кого-нибудь из них. Гарри же был не настолько раскрепощён, и на такие предложения просто медленно и мучительно краснел в ответ, что, по единодушному мнению окружающих, только прибавляло ему шарма.

Проклятье.

Через месяц пристальная слежка за ними тремя поуменьшилась, ибо общество не может обсуждать одну и ту же тему подряд долго в отсутствие новых сенсаций; никакого повода к сенсациям Гарри, Чижов и профессор Паркер не давали, а собственная фантазия газетчиков за месяц окончательно истощилась. Жизнь входила в привычное русло: учёба-друзья-квиддич. И Гарри отчаянно хотелось, чтобы она всё-таки в него вошла и больше никогда не выходила. Хотелось как раз потому, что гриффиндорец смутно ощущал: не будет такого уже никогда. Многосущная вещь, после долгих мучений и раздумий трансформированная в новые очки, с тонкой оправой и постепенно корректирующим зрение стеклом, очень, по мнению, Гермионы, шедшие Гарри, была оставлена в покое и успешно нервировала и так изведённого собственными эмоциями гриффиндорца всякий раз, как он касался её.

Что касается сведений о Майкле Поттере и семейных бумаг, которые он предположительно хранил, то ничего не выходило. Как минимум три раза в неделю Гарри, Рон и Гермиона пробирались в архив и перерывали его содержимое, но так ничего и не нашли. Они даже отыскали то, что, по-видимому, сохранилось в развалинах дома в Годриковой Лощине: обгорелые письма друзьям, написанные Джеймсом и Лили, много разрозненных кусков колдографий, рекламные листовки магазинов - яркие, движущиеся, и вместе с тем рваные, в копоти и мельчайших частичках цемента. Всё, что угодно, всякий хлам, дорогой только Гарри и только в силу того, что он принадлежал его родителям, но ничего об истории рода Поттеров или хотя бы, действительно, как ни возмутительно даже думать об это, внебрачных похождений Джеймса (хотя кем надо быть, чтобы хранить свидетельства измены там, где их могут найти?). Гермиона готова была пасть духом, Рон всю последнюю неделю твердил, что здесь бесполезно что-то искать, и, скорее всего, Майкл Поттер схоронил бумаги в месте, которое знал только он сам, он же не рассчитывал умереть так скоро, в возрасте шестидесяти двух лет - для волшебника это вообще не годы. Гарри не был против продолжать копаться в старых бумагах - ему было ценным каждое напоминание, каждая мелочь, принадлежавшая Лили и Джеймсу. Но он тоже не видел в этом практического смысла. Если бы всё было так просто: пришёл, нашёл и всё узнал.