Елена Лабрус - Элемента.М

- Да, - сказал Дэн рассеянно, и Ева поняла почему - он усиленно вглядывался в листок, - не силен я, конечно, во французском, но здесь явно про демонов.

Он ткнул пальцем в какую-то каракулю и показал Еве. Она удивилась, но тоже смогла разобрать démons. Deux démons.

- Интересно, что именно подразумевала эта дворовая девка, когда рассказывала про двух демонов? – спросил Дэн.

- Кто ж её знает, - вздохнула Ева, - Может они просто в черной одежде были или черноволосые? А кстати есть среди алисангов темнокожие?

- Нет, темнокожих нет. Хоть это можно сказать с уверенностью.

Он помог Еве перелечь на подушку, а сам встал. И очень вовремя. Вошла Губастая с недовольным лицом и шприцом, правда, при виде Дэна лицо ее озарилось милой улыбочкой, которую Дэн не заметил, потому что полез в этот момент за внезапно зазвонившим телефоном. Еву же Губастая тут же припечатала взглядом к кровати и небрежно махнула рукой приказывая предоставить мягкое место для укола. Именно приказывая, и присутствие Дэна в такой не очень приятный для Евы момент ее только порадовало. Но Дэн стоял сначала к ним спиной, а потом, когда Ева, вздохнув, начала переворачиваться, и вообще вышел. Единственным неоспоримым достоинством Губастой как медсестры была невероятно легкая рука. С каким бы настроением она не втыкала иглу, именно после ее уколов нога почти не отнималась и болело всегда меньше. Она сделала свое дело и вышла так и не проронив ни слова. Ева понимала, конечно, за что она ее недолюбливает, но все равно было немножко обидно. Поэтому она тяжко вздохнула и уже вернулась в исходное положение, когда Дэн вернулся.

- Жаль, что ты еще не можешь пойти со мной, - сказал он, тоже вздыхая, присаживаясь на самый краешек ее кровати, - Я бы познакомил тебя с моими друзьями.

- А откуда бабка знает про твоего друга? – спросила Ева, - И про то, что у него зеленые глаза? Или ты их знакомил?

- Если бы! – хмыкнул Дэн, - Я ему про нее рассказывал, а вот она по-хорошему не могла его видеть… если только…

- Если только что? – у Евы была версия, но она хотела знать, что думает об этом Дэн.

- Я подозреваю, она вообще видит всех нас, когда мы приходим к ней в своем невидимом виде. Я даже уверен в этом! Только умеет не показывать вида, и скрывает это очень ловко.

- Да, она видела Сару, которую видеть была не должна. А вас с Арсением и Изабеллой, видимо, на кладбище. Только мне непонятно, а почему она сказала про Неразлучников спросить именно у Арсения?

- Не нравиться мне что-то уже эта бабка! – в сердцах стукнул по краю кровати Дэн, - И с каждым днем все меньше. Она так много недоговаривает!

- И непонятно что ей вообще на самом деле надо. Если ей нужна была помощь, то почему просто было не попросить? Зачем вся эта торговля с кулоном за ее спасение? То она ради Сары это делает, то ради себя. То хочет наконец, умереть, то мечтает еще пожить. Я, честно говоря, вообще ничего не поняла, - пожала плечами Ева, - Зачем нам вообще вся эта ботва?

- Я тоже пока ничего не понял. И как у нее вообще получается управлять своей памятью, появляться, исчезать и чёрт знает, что ещё. Я теперь даже не знаю, чего ждать от неё, но у меня стойкое ощущение, что она дергает меня за ниточки как марионетку, а мне ничего не остаётся как ей подчиняться, а я этого терпеть не могу.

- Я вообще ещё не успела разобраться толком кто такие алисанги , тут уже какие-то шаманки. А я с детства загадки не люблю и в сказки не верю, поэтому чувствую себя мягко говоря, странно, - Ева развела руками, она и правда, ничего не понимала.

- Мне жаль, что я невольно втянул тебя во все это, - он смотрел на неё виновато, и Еве было невыносимо видеть этот взгляд, она опустила глаза, - Я могу… я постараюсь больше не втягивать тебя в это… наверно… если ты не хочешь.

- Нет, ты не можешь! Уже не можешь! - сказала она решительно, - И знаешь, плевать на этот больничный халат, я хочу знать, о чём вы будете разговаривать с Арсением из первых рук, а не в твоем вольном пересказе.

Он грустно улыбнулся и потянув за руку просто прижал ее к себе. Крепко и уверенно. И от его запаха, от его тепла, от его близости, уже такой знакомой и ещё такой неожиданной хотелось плакать или смеяться, или и смеяться, и плакать одновременно. Чувства переполняли её, и она не могла с ними разобраться, и их было слишком много, чтобы она могла думать о чём-то ещё. Она просто прижалась к нему и сейчас как никогда была близка к тому чтобы продать душу дьяволу за возглас «остановись мгновенье!» лишь бы оно длилось вечно. Но никто ничего не предлагал ей за ее душу.