Елена Лабрус - Элемента.М

И она присела на кровать и перетянула измученную Евину руку жгутом. Ева отвернулась, чтобы не видеть, как она будет втыкать в вену здоровенную иглу. Ей не было особенно больно, но все капельницы по три раза в день ставили в одну и ту же здоровую руку, и на этой небольшой вене уже не было живого места. Один большой сплошной синяк. Ева не видела, но Дэн тоже все это время смотрел на ее несчастную руку. Когда Третья медсестра вышла, Дэн всем своим телом приземлился из ниоткуда на ее кровать.

- Почему ты мне ничего не сказала? - чуть ли не закричал он.

- О чем, Дэни? Господи, что ты орешь! - возмутилась она.

- У тебя же флебит! Они что ставят тебе холодный раствор? - пытал он Еву.

- Дэн, прости, я ничего в этом не понимаю, - взмолилась она, - Но мне не больно, если ты об этом.

Она показала на свою опухшую руку.

- Просто все время мне ставят капельницы в одну и ту же руку и, мне кажется, что у этой вены есть предел.

- Прости меня! - сказал он и прижался щекой к ее кисти, свесившейся с края кровати.

- Тебе не за что извиняться! - она погладила его по волосам, - Тебе, правда, не за что извиняться.

Он смотрел на нее как побитая собака. Ева хотела было спросить не издевается ли он, но ее сердце так стучало в груди, что ей показалось она не сможет его перекричать. В голове тоже зашумело. От этих капельниц так невыносимо хотелось спать…

И снова утро. Утром у Евы было такое ощущение что целый день всей своей тяжестью в 16-18 тонн-часов наваливался на нее и давил. И чем меньше оставалось до его конца, тем эта ноша становилась легче, и Евино настроение неизменно от этого к вечеру улучшалось. Но сейчас было такое раннее утро! И Дэн снова спал в неудобной позе в своем жестком кресле. Дежавю. Ева закрыла глаза в надежде, что ей это снится. И снова открыла их. Дэн спал. Утро. Ничего не изменилось. Может она переместилась во времени? Она бы не удивилась. Ева потрогала повязку. Нет, не повязка, новый корсет. Ева осмотрелась по сторонам в поисках чего-нибудь потяжелее. Увидела тапочки. Сойдет! Если сейчас зайдет эта Губастая рыба и прикоснется к ее парню, Ева швырнет в нее тапок, который она так нагло пинала. Но никто не приходил. Дэн спал. Она тихонько вылезла из-под одеяла и подошла к окну. Заснеженные деревья. Прикрытые снежными шапками дома. Зима. И деревня, в которой она провела целую летнюю жизнь, но лишь несколько раз была зимой. Деревня, которую она любила еще до того, как узнала Дэна. Которую она любила еще до того, как узнала, что такое вообще любовь. Ей нестерпимо захотелось выйти. Сейчас! В снег, в мороз, в это темное утро! И сделать хотя бы один живительный глоток этого деревенского воздуха и услышать эту настоящую, ничем не потревоженную тишину.

Она открыла окно. И закрыла глаза. Запах дыма - наверно, где-то уже топили печку. Далекий гудок поезда. Та-так, та-так! Она могла на слух отличить товарный поезд от пассажирского. Это шел товарняк. Она почувствовала, как Дэн тихонько подошел сзади.

- Скажи, я могу вернуться в прошлое? - спросила Ева, не надеясь на положительный ответ, просто именно этого она сейчас хотела больше всего на свете.

- Только, если сильно захочешь, - сказал он, словно прочитав её мысли, и прикрыл ее собой от холодного воздуха.

- Я очень хочу! - ответила она с чувством, скрестив незаметно на удачу пальцы, и боясь открыть глаза.

Та-так! Та-так! - где-то совсем рядом грохотал поезд, - Та-так! Та-так!

"Пассажирский!" - подумала Ева, открыла глаза и увидела поезд. Среди высоких зеленый деревьев, отражая в своих окнах кроваво-красный закат, он привычно притормаживал перед станцией, которую за деревьями было не видно.

- Ветрено будет, видишь какое красное солнце садиться, - сказала старушка в белом платочке, завязанном под подбородком, девочке в клетчатом платье, прыгающей на скакалке. "У меня тоже было такое платье!" - машинально подумала Ева, - у него юбка-солнце. И словно услышав ее слова, девочка бросила скакалку и стала кружиться на месте.

- Бабушка, смотри! Видишь, юбка-солнце! - закричала она сидящей на табуретке старушке.

- Пассажирский прошел, может приедет кто! - ответила ей старушка.

- Кыш! - закричала девочка на курицу, пытающуюся стащить с тарелки спелую вишню. Но жирная курица сначала склевала ягоду, а только потом нехотя отошла.

- А я тебе говорила, не ставь на крыльцо! - сказала старушка девочке, встала с табуретки и подняла тарелку с ягодой.

Она прошла так близко, что Ева протянула руку, чтобы прикоснуться к ней. Старушка поставила тарелку с ягодой на табуретку, с которой только что встала, поправила привычным движением платок и приложила руку к глазам, смотря вслед уходящему поезду.