Елена Лабрус - Элемента.М

Дэн кивнул и смотрел на главврача, которая говорила все это как-то рассеянно, не поднимая головы и рассматривая свои ногти.

- Что-то не так? - спросил он серьезно.

Она вздохнула, посмотрела на него внимательно исподлобья, набрала в легкие воздух, но шумно выдохнув, но так ничего и не сказала.

- У вас какие-то неприятности? - спросил он, - Из-за меня?

Она улыбнулась, подняла на него глаза.

- Какие вы все мужики самовлюбленные. Чуть чего: я, мне, меня, из-за меня. Нет, Майер, не из-за тебя. Да и неприятностями это не назовешь. И, наверно, тебя это действительно и не касается.

- Но я могу чем-то помочь? - он не стал обращать внимание на ее претензии и по-прежнему оставался серьезным.

- Наверно, нет, - она выпрямилась в кресле и начала перекладывать на столе бумаги, - Точно нет. Все что хотела, я тебе уже сказала.

Он понял, что она приняла решение и разговор окончен, поэтому встал и пошел к двери.

- Ну, если вдруг передумаете, я всегда готов выслушать и помочь чем смогу, - сказал Дэн, останавливаясь и поворачиваясь к столу.

- Спасибо, Дэн, - сказала Екатерина, улыбнувшись, - Правда, спасибо!

И она не сказала больше ни слова. И хоть решимость ее не была мрачной как у девушки на могиле с флёрдоранжем, и её решение принесло ей даже какое-то облегчение, Дэн немного расстроился, что она с ним не поделилась.

Печка приветливо потрескивала, оставляя на стене яркие желтые блики. Довольный и сытый Полкан растянулся перед ней довольно облизываясь. В аскетичной обстановке деда было единственное кресло, в котором и устроился Дэн. Деревянное и низкое с давно продавленным сиденьем, заложенном подушками, как ни странно, оно было намного удобнее современного кресла, в котором Дэн спал в больнице. К широкому подлокотнику был приделан самодельный карман, в котором нашлись несколько старых газет и пульт от телевизора до сих пор в целлофане. Дэн включил телевизор и с небольшого экрана громким звуком на него обрушился поток новостей. Военные действия, неуклонно растущий курс доллара, книжная выставка и пожилой англичанин, несколько лет назад которому вставили в глаз зуб, и он первый раз смог увидеть свою жену. Дэн переключал каналы, но среди несвежих сериалов невнятного содержания, давно уже переставшая быть новостью информация про прозревшего дядьку оказалась самой позитивной. Он выключил цветной говорящий ящик и поднялся.

На книжной полке рядом с телевизором стояло несколько фотографий. В углу возле окна массивной стопкой стояла подборка журналов "Наука и Жизнь", на ней перевязанная веревочкой, чтобы не рассыпалась, оказавшаяся меньше по размеру и тоньше стопка журналов "Приусадебное хозяйство". Дэн подошел посмотреть фотографии.

Их было всего три и все черно-белые. На первой был светловолосый и толи смуглый, толи просто сильно загорелый мальчишка лет двенадцати в белой майке, босой и дерзкий. На второй - он же, только уже постарше, рядом с хозяином дома, Иваном Матвеевичем Мещерским. В простом костюме, уже не молодой, но поджарый и строгий, Иван Матвеевич стоял, выпрямившись по-военному и рука его лежала на плече у паренька в школьной форме. Школьный костюм ему был явно велик и он, стоя ногу за ногу в камеру смотрел с вызовом, слегка задрав подбородок. Мещерский же, наоборот - спокойно-внимательно едва заметно улыбаясь.

Последняя фотография понравилась Дэну больше всего. Держась двумя руками за руль новенького мотоцикла парень с длинной белесой челкой, падающей прямо на глаза, был счастлив. Он зажимал в зубах сигарету и камера поймала его в том момент, когда он вот-вот готов был рассмеяться. Темноволосая же девушка, выглядывающая из-за него, наоборот, уже смеялась вовсю и так сильно наклонилась, что, казалось уже падает. Ее рука уже соскользнула по его талии, стянув рубаху, ее волосы уже свесились вниз ровным темным потоком к земле. Еще мгновенье и она с громким хохотом свалится, а парень разразиться смехом. Он вырос. Он чувствует себя взрослым. И эта сигарета в зубах и этот красивый мотоцикл и, наверно, эта девушка с ямочками на щеках, все это дает ему такое сильное ощущение взрослости, матерости и даже бывалости, какое бывает только у едва оперившихся мальчиков лет в шестнадцать - семнадцать. И Дэн невольно вспомнил себя в этом возрасте. Он уже стал алисангом , что позволяло ему чувствовать небывалую самоуверенность. С едва появившимся над верхней губой пушком, который он уже начал брить. Как смешны, как высокопарно-благородны были его поступки, как глубоки казались ему его суждения. Какое счастье, что он все это перерос. К сожалению, парню с фотографии это было не суждено. В больнице Дэну уже рассказали, что Иван Матвеевич был майором КГБ в отставке. А его приемный сын в юном возрасте разбился на мотоцикле. Видимо, именно на этом, на котором он так гордо восседает на фотографии.