Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1 - Железная голова

– Завидуешь? – Эренгерда насмешливо покосилась на брата.

– Завидую! – прямо ответил Асвальд. – А почему бы мне не завидовать? Я ничем не хуже него! И род наш не хуже! Мне было бы стыдно не желать тех же почестей!

– Тех же тебе не видать, – заверила его Эренгерда. – Конунг просто любит его. А любят не за что-нибудь, а несмотря на все. Сплошь и рядом – самых неподходящих людей. Сам ведь знаешь!

Эренгерда метнула на брата насмешливо-многозначительный взгляд, но на этот раз он предпочел ее не понять. Глядя перед собой, он беспокойно подергивал узкими плечами, как будто продолжал с кем-то спорить. Асвальд был худощав и довольно высок ростом, но сутулился, как будто постоянно готовился пройти в низкую дверь. Его лицо с острым подбородком и острым носом могло бы считаться красивым, если бы не настороженный, язвительный взгляд больших зеленых глаз. С Хродмаром сыном Кари они были ровесниками и соперниками столько, сколько себя помнили, и несомненное предпочтение, которое конунг в последние годы отдавал Хродмару перед всеми, жестоко мучило Асвальда. Он не мог простить Хродмару того, что Торбранд конунг любит его неизвестно за что и несмотря на все, и постоянно придирался, выискивал недостатки и промахи соперника, точно насыщая ими свое вечно голодное самолюбие. Как человек неглупый, Асвальд понимал, что зависть его не красит, и старался скрывать неприязнь к Хродмару. Гордость боролась в нем с тщеславием, на людях он сдерживался, но с близкими отводил душу. Собственно, и в усадьбу Дымная Гора он шел с утра пораньше ради того, чтобы повидаться с дочкой Стуре-Одда, Сольвейг. Никто другой не умел так утешить его чувствительную и самолюбивую душу, как Сольвейг, светлый альв* Аскефьорда.

– Ой, смотри, вон он! – вдруг ахнула Эренгерда.

Асвальд поднял глаза, но вместо ожидаемого Хродмара увидел Торбранда конунга. Тот неспешно ехал по берегу фьорда им навстречу, совсем один.

Эренгерда глубоко вдохнула, внутренне собираясь с силами перед этой встречей. Она затруднилась бы сказать, какое чувство вызывал в ней предполагаемый жених-конунг. Он казался ей слишком некрасивым, и сколько она ни приглядывалась к его продолговатому остроносому лицу, сколько ни заглядывала в умные голубоватые глаза, ей все никак не удавалось привыкнуть к нему. Она готова была признать за Торбрандом Погубителем Обетов множество достоинств: ум, здравомыслие, твердость, самообладание, предусмотрительность, дальновидность, щедрость… Но он замкнут и холоден, учтив только по обычаю, а не по сердечному влечению, скрытен и недоверчив. Отличные качества в конунге, но в муже… Как ни старалась Эренгерда настроить себя в пользу этого замужества, Торбранд оставался ей чужим. Гибкая, умеющая говорить как все, а думать по-своему, Эренгерда не противилась воле родичей, но и не досадовала на медлительность конунга. Она готова была смириться с этим замужеством, если оно ей суждено, однако в глубине ее души жила тайная, неприметная надежда, что судьба сложится как-то по-другому.

– Куда он мог ездить с утра пораньше? – тревожно спросил Асвальд. – И совсем один?

– Может, в Пологий Холм. – Эренгерда пожала плечами.

– Чего ему делать у Хравна?

– Радуйся, что он ездил не к Хродмару.

– Вот еще! Как будто мне больше и порадоваться нечему!

– Тогда не приставай ко мне! Я тебе не вещая вёльва*!

А Торбранд конунг провел это утро весьма необычным для себя образом. Второй ночью полнолуния он почти не спал, боялся задремать, чтобы снова не попасть в путы кошмара. Кошмар накинул на него лишь краешек своей темной сети, и поэтому Торбранд, почти мгновенно проснувшись, кое-что вспомнил. Ему снился Медный Лес, та небольшая его часть, что сохранилась в воспоминаниях конунга. Он видел даже не сам Медный Лес, а его ограду – рыжие кремневые скалы, которыми внутренняя загадочная область Квиттинга отделена от побережья. В его сне из-за гряды скал дул сильный ветер и что-то шептал; во сне Торбранд изо всех сил напрягал слух, стараясь разобрать хоть слово, но не мог. Ветер дул ему в лицо, но непонятная сила тянула против ветра, туда, за гряду рыжих скал, навстречу… Чему? Этого он не знал, но мучительно хотел знать.

Собирать дружину и рассказывать свои дурные сны означало бы своими руками копать себе могилу: Аскефьорд тут же наполнится страхом и самими неприятными ожиданиями. А совета все равно не дадут. Нынешним поколениям Аскефьорда не повезло с мудрецами, умеющими разгадывать сны. Что до молодой жены Хродмара, то к середине зимы опять ожидаются ее роды и ей, как справедливо говорит Стейнвёр хозяйка, не до ясновидения.