Энн Маккефри - Мастер-арфист

— Раз это для тебя так важно, дорогой, — сказала Мерелан сквозь зубы, — я думаю, тебе следует самому заняться ее подготовкой. Как ты, вероятно, уже заметил, — добавила она, заведомо зная, что ничего такого Петирон, конечно же, не заметил, — Халанна способна добиться куда большего с наставником-мужчиной. А мне и без того хватает хлопот со второй партией.

— Но я не смогу обучить ее так, как обучила бы ты, — удивленно возразил Петирон. По его чистосердечному убеждению, Мерелан преподавала вокал несравненно лучше, чем он сам, и он никак не мог понять, почему ей трудно обучать девушку с таким прекрасным голосом. — Ты сердишься, что я написал дуэт и тебе приходится петь с ней?

— Я? С чего бы мне сердиться? У Халанны великолепный голос, но в технике много недостатков. А я уверена, что к твоим замечаниям она будет прислушиваться куда внимательнее.

Петирон отнюдь не был в этом уверен, но в Мерелан ощущалось нечто такое, что Петирон предпочел оставить свое мнение при себе, А подвоха он не почувствовал.

После первого же урока все изменилось.

— Да она же просто идиотка! — негодовал Петирон. — Она ничего не смыслит в музыке! Ты что, за целый месяц занятий так и не смогла ничему ее научить?

— Нет, — негромко ответила Мерелан и указала на закрытую дверь, напоминая, что ребенок спит.

— Но она же не умеет петь с листа — даже когда я сам отбиваю ей ритм! Если я перехожу в другую тональность, голос у нее срывается. Она думает, что я… я… — Петирон красноречивым жестом прижал руку к сердцу. — Что я разучу с ней всю партию наизусть! Неужели Максилант так и делал? — с раздражением поинтересовался он.

— Мне кажется, милый, что Максилант лишь восхищался ее чудесным голосом и умалчивал о пробелах в ее познаниях, — Мерелан старалась говорить невозмутимо, хоть ей и нелегко было скрыть ликование.

— Она не желает распеваться перед репетицией! И она сказала, что ты не потрудилась…

— Я «не потрудилась», Петирон, потому что так и не смогла доказать ей, что это необходимо! — гневно ответила Мерелан. — А Уошелл полагает, что если Халанна не научится петь грудью, то через несколько лет вообще лишится голоса!

Петирон невольно попятился. Он никак не ожидал от своей кроткой супруги подобной вспышки.

— Неудивительно, что тебе так хотелось, чтобы я сам с ней занимался, — почти угрюмо произнес он.

— Если уж ты не сумеешь ничему ее научить, значит, никто не сумеет, — сказала Мерелан, глядя прямо в глаза мужу. — Тебе она, быть может, и поверит, а мне — нет, ибо думает, что я ей завидую.

— А что, есть основания? — нахмурился Петирон. Мерелан расхохоталась.

— Милый мой, да я за все алмазы с берегов Исты не согласилась бы поменяться местами с этим ребенком! Уошелл совершенно прав, и ты сам это знаешь. Если она будет продолжать в том же духе, то вскоре лишится голоса.

— Да, он прав, — согласился Петирон и нахмурился еще сильнее. — Ну что ж, я не допущу, — он сделал нарочито затянутую паузу, — чтобы она испортила дуэт или арию. Я изменю и то, и другое так, чтобы ей оказалось под силу это спеть.

Мерелан ничего не сказала в ответ — лишь кивнула.

На следующем уроке Халанна так оскорбилась, что даже попыталась демонстративно уйти, хлопнув дверью. Возник спор, который могли слышать все желающие, ибо два голоса — баритон и контральто — звучали громко и пронзительно.

— Вы этого не сделаете! — взвизгнула Халанна.

— Еще как сделаю! Ты не в состоянии петь то, что я написал!

— Не в состоянии? Да как вы смеете!

— Нет, это как ты смеешь разговаривать с мастером таким тоном, девчонка! Уж не знаю, чему тебя учил Максилант — но так и не научил ни манерам, ни умению прочесть хотя бы простенькую партитуру!

— Простенькую партитуру? Да вы славитесь по всему Перну сложностью музыки! Я ни разу не слыхала, чтобы хоть кто-нибудь пел то, что вы написали! Это никому не под силу!

— Это с легкостью споет любой ученик первого года обучения! И все потому, что они знают нотную грамоту и смысл каждой ноты, которую поют!

— Я тоже знаю!

— Так докажи!

— Нет!

— А я говорю — будешь петь!

— Нет, не буду! И вы меня не заставите!

Многим показалось, что за этим возгласом последовал звук пощечины. И действительно, когда Петирон позволил Халанне удалиться, правая сторона лица у нее была темнее левой. Но зато она наконец прекратила орать во всю глотку. В тот день она трудилась над сочинениями Петирона до хрипоты — и в конце концов у нее начало что-то получаться.