Джош Рейнольдс - Фабий Байл. Прародитель

Саккара Треш почти не изменился с их прошлой встречи: худое лицо, длинные клыки. Багровая силовая броня видала лучшие времена. На ней почти не было участков, не покрытых строками неразборчивого, изобилующего завитушками почерка или кощунственными символами. Строки были взяты из ритуальных текстов, гимнов и доктрин, которые Саккара и его братья считали адекватной заменой здравому смыслу. На голой плоти выделялись операционные швы, следовавшие по изгибу черепа и линии челюсти. Байл установил в мозгу и челюстных мышцах Несущего Слово множество контролирующих имплантов, блоков подчинения и по крайней мере один миниатюрный осколочный заряд.

— А я думал, что ты уже взорвался, Саккара. Похоже, мы оба ошиблись. Вижу, ты до сих пор издеваешься над бедным Цимисхием.

Саккара улыбнулся.

— Мы обсуждали седьмой и пятнадцатый пункты речи Великого апостола Экодаса при его третьем обращении к Темному совету. Для Железного Воина Цимисхий на удивление набожен. Вам, конечно, не понять.

Олеандр посмотрел на Цимисхия. Тот, как всегда, не ответил. Насколько Олеандр знал, Железный Воин никогда ничего не говорил.

— Как минимум наш молчаливый брат вежлив, — сказал Арриан.

— Еще одно понятие, которое вам недоступно, — ответил Саккара. Арриан улыбнулся и погладил свои черепа. Саккара встретил его взгляд и не отвел глаз. Обвинить Несущего Слово в трусости было нельзя.

— Идем, брат. Я проделал долгий путь, а время не ждет, — сказал Олеандр, прерывая напряженное молчание. — Он все еще пытается спровоцировать остальных? — спросил он, когда Арриан вывел его из сада.

Подстрекательство к измене было для Саккары единственным способом сопротивляться. Олеандр подозревал, что Байл держит у себя Несущего Слово не только для того, чтобы время от времени вызывать демонов, но и для выбраковки глупцов-предателей.

— Он достаточно давно обрабатывает Цимисхия. Как птица и гора из притчи, — ответил Арриан.

— Наверное, надеется, что наш молчаливый брат сорвется и нашлет на всех нас орду механических убийц, — сказал Олеандр.

Внутренний дворец почти не изменился. Широкий коридор с гигантскими колоннами, исчезающими в тенях под крышей; обломки древних статуй; потускневшие фрески, изображающие сцены из жизни прошлых правителей Урума. Это место было пропитано печалью не в меньшей степени, чем ужасом. Сломленное величие оставалось величием.

Олеандр остановился перед одной фреской и вгляделся в переплетенные фигуры, пытаясь понять, где заканчивалась одна и начинались другие. Стены были покрыты пятнами. Немного старыми, но в большинстве своем новыми. Кровью и другими субстанциями. Олеандр расставил пальцы. Порой стены дворца говорили — когда ветер был сильнее обычного и толстый слой песка покрывал город. Прислушавшись, можно было различить песни, стоны, крики прошлых кутежей. Но сейчас он ничего не слышал.

— Они молчат с тех пор, как ты ушел, — сказал Арриан.

— Никто, кроме меня, их не ценил, — ответил Олеандр.

— Мы здесь, чтобы раскрывать тайны жизни, а не слушать жалобы мертвых, — возразил Пожиратель Миров, — Ты, может, и сбежал в прошлое, но мы все никогда не прекращали двигаться вперед.

Олеандр засмеялся:

— Здесь нет никаких «мы». Только он. Остальные — лишь источники сырья, пока не разобранные по частям, — Он посмотрел на Арриана, — Чему он научил тебя за время, пока меня не было? Какие тайны ты раскрыл?

— Из числа тех, которыми я бы поделился с тобой, — никаких, — ответил Арриан. Его руки опустились к клинкам. — Но я с радостью их тебе продемонстрирую, если хочешь.

Олеандр покачал головой.

— Столько лет прошло, а ты до сих пор верен этому безумцу. — Он перевел взгляд обратно на фреску. — Интересно, не поэтому ли он держит тебя здесь? В плане хирургии ты действуешь скорее как мясник, и интереса к созданию монстров у тебя никогда не было. И тем не менее ты здесь и пользуешься неизменным расположением. Всегда готовый угождать.

Арриан не ответил. Бессмысленно было пытаться его спровоцировать, но Олеандр не мог не попробовать. Это было все равно, что наблюдать за спящим в клетке тигром и знать, что ему снятся кроваво-алые сны.

— Какого же зверя я мог бы из тебя сделать, брат, — тихо сказал он, — Какие прекрасные ужасы ты показал бы миру.

— Нет, брат. Я никогда не буду зверем, — сказал Арриан. Его голос звучал напряженно, а лицо стало каменным. Руки, лежавшие на рукоятях фальксов, слегка тряслись. Опутывающие его цепи тихо скрипнули, словно готовые в любой момент порваться.