Натан Лонг - Проклятие Валнира

Сидевший в углу инженер, задумчивый чернобровый гигант с кулачищами не меньше головок виссенбергского сыра, мотал головой, как сбитый с толку бык.

— Я не хотел никого убивать. Но они никак не останавливались. Все продолжали подкалывать, обзываться, и… — он заломил руки, — я даже не замахивался, но мы строили осадную башню, и у меня в руках была кувалда… и…

— А ты — здоровенный орк, который не соизмеряет свои силы, вот что, — сказал коренастый лысый пикинер с торчащей бородкой.

Инженер вскинул голову:

— Я не орк!

— Тише, парень, — сказал второй пикинер, настолько же худой и жилистый, насколько плотный его товарищ. — Нам новые проблемы не нужны. Халс ничего такого в виду не имел. Ну, в очередной раз распустил язык…

— Не поэтому ли вы здесь оказались? — спросил Райнер, которому понравились эти двое крепких мужиков, явно бывших работяг. Ему хотелось узнать о них побольше. — Никак ваши языки пробили брешь, какую кулаками не заделать?

— Нет, господин, — отозвался тощий пикинер. — Мы совершенно невиновны. Жертвы обстоятельств. Наш капитан…

— Жалкий недоумок, который с кровати встать не мог, не сверившись с картой, — перебил Халс.

— Наш капитан, — повторил его товарищ, — был найден с двумя торчащими из спины копьями, и начальство непонятно с чего обвинило нас. Но пока виновный бежал от суда, полагаю, его уже поджидали курганцы.

Халс мрачно рассмеялся:

— Ну да. Курганцы.

В тени у дверей кто-то захихикал. Оказалось, это белозубый парень с закрученными черными усами.

— Ну, парни, хватит байки травить, — сказал он с тильянским акцентом. — Все мы в одной лодке, так?

— Ты-то что об этом знаешь, пожиратель чеснока? — заворчал Халс. — Небось сам белее снега. Что тебе нужно?

— Не-разу-мение, — сказал тильянец. — Ружья я продаю. Нахожу и продаю корсарам. Знать мне с чего, что Империя такая жадная? Откуда знать, что они не делятся с союзниками?

— У Империи нет союзников, ты, мародер несчастный, — сказал рыцарь, сидевший у дверей. — Только благодарные соседи, которые прибиваются к ней в трудные времена, как овцы к пастуху.

Райнер осторожно разглядел его. Кроме него самого, рыцарь здесь был единственным дворянином, но Райнер не нашел в нем ничего родственного. Высокий, могучего сложения, с кустистой светлой бородой и пронизывающими голубыми глазами, весь такой герой Империи с головы до ног. Райнер был готов поклясться, что этот малый салютует даже во сне.

— Надо же, как ты предан Империи, которая засадила тебя в каталажку, — сухо сказал Райнер.

— Это ошибка, которую непременно исправят, — ответил рыцарь. — Я убил человека, защищая свою честь. Это не преступление.

— Тот, второй, тоже так думал…

Рыцарь только отмахнулся:

— Мне сказали, это мальчишка.

— И что он тебе сделал?

— Мы натягивали палатки. Этот псих залез на мою территорию, и вот…

— Отличный повод для убийства, нечего сказать.

— Вы издеваетесь, сэр?

— О нет, господин. В жизни бы не посмел.

Райнер перевел взгляд с рыцаря на безбородого лучника, темноволосого паренька, скорее по-детски миловидного, чем красивого.

— А ты, малый? В твои-то годы дойти до жизни такой?

— Ага, — сказал Халс. — Небось кусил кормилицу за сиську?

Мальчик поднял сердитые глаза.

— Я убил человека! Соседа по палатке. Он… — паренек сглотнул. — Он попытался… ну, поиметь меня. И если кто из вас замыслит подобное, я поступлю с ним ровно так же.

Халс расхохотался:

— Размолвка влюбленных, да?

Мальчик вскочил на ноги:

— А ну прикуси язык!

Райнер вздохнул. Ну вот, еще одна горячая голова. Ему понравилась решительность мальчишки. Бесстрашный воробей в ястребином гнезде.

— Тише, парень, — сказал тощий пикинер. — Это всего лишь шутка. Халс, оставь его в покое.

От стены отделилась высокая худая фигура, нервный артиллерист с аккуратно подстриженной бородкой и совершенно безумными глазами.

— Я убежал от собственной пушки. Огонь низринулся с неба. Огонь, да, и он двигался, как человек. Он настигал меня. Я… — Внезапно он вздрогнул, опустил голову и сел.

Несколько секунд все молчали и не глядели друг на друга. «По крайней мере, этот бедолага не лжет», — подумал Райнер.

В помещении остался только один человек, который до сих пор не проронил ни слова и, по всей видимости, не интересовался разговором: толстенький, опрятный, в белой полотняной куртке полевого хирурга. Он сидел лицом к стене.

— А ты, костоправ, — окликнул его Райнер, — ты-то что натворил?