Баянгали Алимжанов - Разрешите жить!

Отъявленный головорез вдруг примчался на машине. Вот это было дело! Представьте себе, господин Янга Ли Мжанба, как отпетый здоровяк – террорист средь бела дня, в современном городе, на джипе гоняется за коляской инвалида войны! Конечно, машина была быстрее в разы, но моя коляска – шустрее. Она юрко ныряла в узенькие закоулки, ловко сворачивала за углы, проходила везде, где может пройти человек. А машина не могла проезжать между домами, через дворы. И он, наконец, отстал и исчез из виду. Я обрадовался, остановился на любимом берегу реки, перевел дух и благодарил судьбу и Янгалибуса!

Но на этом не закончилась эта история. Внезапно, из-за бугра выскочила машина и на полной скорости помчалась прямо на меня. У меня оставался только один выход – река. И я направил свой Янгалибус прямо к воде. А тяжелая машина верзилы застряла в песке, и он в бешенстве побежал за мной.

Берег был отлогий, ровный, и я без проблем успел въехать в реку. Мой Янгалибус поплыл, подобно Наутилусу, только слегка раскачиваясь. Отплыв метров на десять, я оглянулся. Боевик метался вдоль берега, грозно размахивая руками, изрыгал огненные лавы матерщины. Тут я понял, что он не отстанет от меня, и если поймает, то попросту уничтожит. Чтобы решить эту проблему не откладывая, я метнул в его сторону свой костыль-копье. Просвистев в воздухе, он воткнулся в песок прямо у его ног. Он в ярости вырвал его, и тут, конечно, «Кольцо Борджиа» сделало свое дело. Разъяренный монстр, высоко подняв костыль-копье, разбежался и замахнулся со всей своей страшенной силой. Но я уже направил на него Н. частицы. И он застыл в напряженной позе, как копьеметатель-спартанец на Олимпиаде древней Эллады.

Ну дальше все ясно. Через несколько секунд он упал ничком, уткнувшись широченным носом в песок и так зарыдал, что заглушил всплеск волн могучей реки.

Я спокойно направил Янгалибус к берегу и подкатил к нему. Забрав свою костыль-копье, спокойно удалился. Террорист так и остался лежать на песке и рыдал непрерывно. Видать, слишком тяжелый груз лежал на его совести.

Но ответа на свой вопрос я так и не получил. Может, мы с вами, мистер Янга Ли Мжанба, поищем его?

Вначале я молил Всевышнего, чтобы он покарал всех насильников. Я так сильно желал, чтобы те, кто совершал несправедливость и убивал людей, поплатился за это жизнью. Для меня не было иной меры расчета. Но затем, после прозрения, я стал молить Всевышнего, чтобы он пробудил в людях совесть!

И мне так и хочется перед всем миром спросить вас:

– Как вам не стыдно, господин генерал, уничтожать и унижать народы!

А может стыдно? Тогда остановитесь и решайте все вопросы по совести, разумно и справедливо!

Или не стыдно совсем? И вы будете и дальше нести людям несчастье, смерть и разорение?! Тогда вы монстр, чудовище, который будет проклят навеки!

– Справедливость и совесть?! Да они – главные враги цивилизации, прогресса! Они тормоз! Они не дают людям развернуться и двигаться вперед, расти во всю мощь! Они мешают жить! Совесть и разум, справедливость и политика – вещи несовместимые! – думаете вы про себя и усмехаетесь надо мной, считая наивным идиотом.

Но не торопитесь с выводом, ибо настанет время, когда придется за все отвечать.

Иногда полезно, господин генерал-политик Янга Ли Мжанба, посмотреть на себя глазами униженных тобой людей, покоренных и потопленных в крови народов. И подумать, что порабощенные и угнетенные народы никогда не будут рады, хоть ты построй для них рай на земле, пока не наступит для них час свободы!

Правда прекрасна до тех пор, пока не касается нас самих.

Мы все любим правду про других!

Но как только начинает раскрываться наша правда, мы всей силой стараемся заглушить, скрыть, уничтожить, обойти ее или в бешенстве восстаем против и вгоняем обратно в неизвестно куда! Но она, правда, непотопляемая штука, и временами всплывает опять, будоражит мысль и напоминает о многом!

И так, как и всем предыдущим поколениям людского рода, нам с вами придется признать правду, какой бы горькой она ни была. Вся наша и ваша борьба по взаимоуничтожению, да и вся история человечества, направленная на уничтожение и порабощение себе подобных, кажется бессмысленной, жестокой, дикой. Почему, ну почему не приходит озарение всем людям одновременно? Почему нельзя объявить мир и разрешить жить всем народам, как им заблагорассудится? Ведь никакие материальные и военные интересы, в том числе нефтяные, не имеют никакого смысла рядом с людской кровью и слезами, по сравнению с той общенародной, общечеловеческой трагедией.