Илья Стогов - Проект «Лузер». Эпизод первый. Шпага барона

Впрочем, пока говорить об этом еще рано. Поэтому мы возвращаемся в служебный кабинет, где Стогов демонстрирует коллегам старинный клинок.

Майор вызвал конвойного и велел задержанного увести. Режиссер сложил руки за спиной и не оборачиваясь вышел из кабинета. Только после этого майор поднял глаза на Стогова. Тот совсем ему не нравился. Ну, просто ни капельки не нравился.

– Все-таки странно, что такого типа, как ты, до сих пор не поперли со службы.

Стогов вытащил из кармана куртки сигареты и закурил. Несмотря на то, что вообще-то курить в их кабинете было запрещено.

– Не любите гуманитариев?

– Да как же вас не любить? Вы ведь такие милые ребята. Иногда даже бываете трезвые.

Майор двумя руками взял шпагу и немного ее порассматривал.

– Где ты это взял?

– В куртке пропавшего актера вместе с бабками лежали квитанции. Целый ворох квитанций, которые вы, товарищ майор, поленились даже прочитать. Судя по этим квитанциям, наша исчезнувшая звезда уже месяц сдавала в ломбард какие-то вещи. Утром я туда заехал и посмотрел, что это за вещи. Большую часть работники ломбарда успели сплавить, но вот шпагу я успел конфисковать.

– Ты просто пришел и забрал эту штуку из ломбарда?

– Ну, да. Оставил им расписку и забрал.

– А что еще он туда сдавал?

– Ломбардщики темнят. Но судя по ордерам, сплошь какие-то удивительные предметы. Старинные украшения. Ордена. Пуговицы с камзола трехсотлетней давности.

– Пуговицы?

– Ага.

– И где по-твоему он все это добро раздобыл?

– Понятия не имею.

– Прямо трехсотлетней давности говоришь?

– Трехсотлетнее не бывает.

Майор вернулся к себе за стол.

– Все равно непонятно. Разжился где-то целой кучей антиквариата. Вместо того, чтобы продать ее на аукционе и потом всю жизнь загорать в Гоа, за копейки сдал в ближайший ломбард. А полученные бабки кинул в лицо этому Режиссеру и через мгновение пропал. Фигня какая-то.

Стогов только пожал плечами. Он продолжал выпускать дым, самодовольно улыбаться и пахнуть всем тем, чем полагалось пахнуть такому противному типу, как он.

– Чего ты молчишь?

– Расследовать преступления, товарищ майор, это не моя работа. Я ведь не милиционер. Всего лишь консультант по вопросам истории и искусствоведения. Но как профессиональный историк хотел обратить ваше внимание на одну деталь. Видите, на эфесе изображен герб владельца? Вот тут. Толстый мужчина в монашеской сутане, два скрещенных клинка и латинский девиз.

– И что?

– Да, в общем-то, ничего. Просто это герб старинного прусского баронского рода фон Мюнхгаузенов. А девиз принадлежит довольно известному отпрыску этого рода, Карлу-Фридриху Иерониму, барон фон Мюнхгаузену.

Он посмотрел майору прямо в глаза и усмехнулся:

– Слышали о таком?

С набережной дуло. Она свернула с Литейного, и ветер перестал совсем уж раздувать плащ на ее маленьком теле, но все еще чувствовался. Третья дверь по Шпалерной, – и разумеется никаких вывесок. Просто крашенная в серое дверь, тяжелая и высотой в четыре ее роста. Или в два роста обычного человека.

Когда-то, лет триста тому назад, на этом месте располагался небольшой дворец царевича Алексея. Потом царевич что-то не поделил с монаршествующим родителем и попытался бежать из России, но был возвращен сюда и, говорят, погиб под пытками, руководил которыми лично папа царевича, всероссийский самодержец Петр Великий, он же Первый. Город только-только строился. Помещений не хватало. В опустевшем дворце стали временно содержать арестантов. Потом его перестроили под дом предварительного заключения. Накануне революции перестроили еще раз, и тогда это была самая комфортабельная тюрьма империи. А теперь это был просто один из городских следственных изоляторов, и администратор Театра лилипутов пришла сюда, чтобы получить коротенькое, всего на десять минут свидание с арестованным режиссером того же театра.

Ждать пришлось больше часа. Она просто села на неудобную, обитую липким пластиком скамейку в коридоре и молча ждала, пока женщина в форме не назовет ее фамилию. Проходившие по коридору сотрудники косились в ее сторону и удивленно задирали брови. Но как раз к этому она привыкла. Всю жизнь, люди, с которыми она общалась, удивленно задирали брови: такая маленькая, а смотри-ка ты, умеет разговаривать!

Потом ее наконец вызвали. Офицер сопровождения довел ее до узкого прохода и там старший смены задал ей положенные вопросы: имя?.. фамилия?.. к кому?.. что несет? Старший сидел за толстенной, сделанной из армированного бетона, будке и общался с ней через узенькое окошко, которое располагалось слишком высоко, чтобы она могла видеть его лицо. Откуда-то сверху звучал голос, а она послушно отвечала на вопросы.