Андрей Белянин: Черный меч царя Кощея

— Я в поруб! Если услышите крики задержанного, не вмешивайтесь, производятся профилактически-воспитательные работы.

Стрельцы настороженно перекрестились. Видимо, спорить с опытным священником на теософские темы решались немногие. Фактически никто, ибо рука у отца Кондрата была тяжёлой, а страсти неуправляемые…

— Чего стоим, кого ждём? — вежливо поинтересовался я у четверых еремеевцев, стоявших в очереди у дверей поруба.

— На исповедь и благословение к новому отшельнику-схимнику, — охотно пояснили мне.

— Так, значит, у нас прямо тут, на территории вверенного мне отделения, свой святой нарисовался?

Стрельцы радостно закивали.

— Еремеева ко мне!

— Дык он же внизу, отпущение грехов получает…

И ты, Брут (то есть Фома!), туда же?! Сейчас я спущусь, и он от меня тоже полное отпущение получит! А грех сквернословия на службе, как помнится, не входит в разряд смертных.

— Слушай мою команду, орлы! — рявкнул я, привставая на цыпочки, поскольку самому невысокому едва доставал макушкой до подбородка. — Марш отсюда бегом, и, если ещё раз увижу, что вы в рабочее время помолиться решили, уволю всех к едрёной ёлкиной маме!

Рослых стрельцов как ветром сдуло. А из поруба высунулся их прямой начальник, без головного убора, прилизанный, смиренный и, я бы даже сказал, подавленный.

— Сотник Еремеев?

— Раб божий Фома…

— Прекратить блеянье! Повторяю ещё раз: сотник Еремеев?

— Слушаю, батюшка сыскной воевода! — резко опомнился он, вставая во фрунт и нахлобучивая стрелецкую шапку.

— У нас в городе чепэ. То есть чрезвычайное происшествие. Похищены моя жена, Митина подружка и наша общая царица Лидия Адольфина в придачу. Предположительно все трое были захвачены Змеем Горынычем во время мытья в бане, вместе с этой же баней целиком. Есть улика. — Я достал из планшетки найденную на государевом подворье чешуйку и показал Фоме.

Тот побледнел, видимо сопоставив габариты.

— Поэтому приказываю прекратить религиозное одурманивание личного состава. Заняться поиском и опросом свидетелей. Выяснить, откуда мог прилететь Змей и куда он направился? Предпринять все необходимые меры защиты мирных граждан от возможного повторного нападения! Вопросы?

— Нет вопросов. Дело ясное, исполним, как велено.

— Тогда чего стоим?!!

Еремеева сдуло с места так, как, казалось, умеет только Митя, если ему от бабки огрести светит. А может, даже и с большей прытью — Фома у нас служака, каких поискать…

Я спустился по ступенькам вниз. Поруб — это такой вырытый подвал в земле. Небольшая комнатка, три квадратных метра, бабка раньше там припасы на зиму хранила. В порубе и летом температура ниже нуля, а уж зимой хоть тушами мясо храни, никакого холодильника не надо.

С того времени, как мы открыли отделение, этот морозильник сначала использовался как отрезвитель, потом как камера предварительного заключения. А сейчас тут со всевозможным комфортом расположился на двух тулупах тучный отец Кондрат в тёплой рясе, с хорошим провиантом, потрёпанной Псалтырью, медной иконкой в углу и стойким запахом алкоголя.

— Исключительно сугрева ради, — опережая мой законный вопрос, прогудел батюшка. — Без зелья адова голос посадить боюсь, а без голосу как грешников отмаливать…

— Собирайтесь и с вещами на выход.

— Дык я ж задержанный вроде? Покуда срок свой не избуду, вину перед Господом не искуплю, из скита сего не тронусь!

— Хватит демагогии! — зарычал я, потому что нервы ни у кого не железные. — Это наш поруб, а не ваш скит. Марш на выход!

— А ты на меня не ори, — приподнялся отец Кондрат, сразу заполняя собой почти всё помещение. — Мне сама хозяйка тут остаться дозволила, богоугодное дело свершив! Я твоих стрельцов на исповедь приглашаю, души их грешные спасаю, благодатью осеняю молитвенно, ибо место сие греховное есть. Гнать меня решил? Без ведома Святого Синода хрен ты меня отсель выковыришь, участковый! На-кася выкуси!

Я легко поймал его за руку с фигой и одним приёмом выкрутил запястье. Батюшка взвыл дурным голосом, бесцензурно помянул всех чертей и, падая, повалил меня на пол, едва не расплющив по причине элементарной разницы в весе. Поэтому, когда этот двустворчатый шкаф в рясе прижал меня всей тушей в угол, я просто боднул его лбом в нос. Что-то хрустнуло, и поруб зашатался от мата православного батюшки! Отец Кондрат от души замахнулся с ответным визитом, но ударить не успел…

— Зачэм такой беззаконий тваришь, а? — Прямо из стенки вышел грозный азербайджанский домовой, легко останавливая пудовый кулак нашего «схимника». — Прылична сэбя веди, да? Мой дом, мой двор, мэня тут обижать не нада! Зарэжу, э…