Ольга Михайлова - Клеймо Дьявола

Обернувшись, Невер замер в немом изумлении. Произошло что-то необыкновенное. Роскошный бархат мантии сразу подчеркнул рафинированную хрупкость и аристократичность юноши, белое кружево манжет обрисовало удивительную утончённость его бледных пальцев, проступил и абрис тонкого патрицианского лица, вырезанного с классической строгостью. Морис любил и умел нравиться, но сейчас он сам ощутил вдруг прилив теплой симпатии к этому странному существу со лбом философа и экстатическими глазами эль-грековских святых. Ему понравились его смиренная кротость, застенчивость и благородная сдержанность.

Вечером, после лекций, Морис навестил Эммануэля, и беседа о поэзии неожиданно увлекла обоих, обнаружив общность их вкусов. Им обоим нравился Готье и казался неприемлемым Бодлер, Морис восхищался Рембо, и Эммануэль, хоть и полагал, что некоторые его стихи безнравственны, не мог не отдать должного его завораживающему таланту. Кое в чём их оценки разнились, но сопоставление суждений было для обоих не менее интересным. Невера заинтересовала глубина и странная для него ортодоксальность суждений его нового друга, а Ригелю, вообще не привыкшему к дружескому вниманию, очень импонировала явная симпатия человека, привлекавшего к себе всеобщее внимание. Ему казалось непостижимой причина такого интереса к себе.

Вскоре они сблизились настолько, что стали неразлучны.

При этом Ригель не знал — и никогда не узнал — о встрече его нового друга с господами Нергалом и Мормо, имевшей место на следующий вечер после того, как Морис нашёл Эммануэля без чувств в галерее. Никогда об этом не рассказывали никому и Фенриц с Августом. Только переглядывались, пожимая плечами.

Мсье де Невер с видом удручающе спокойным и несколько скучающим заметил господам-буршам, что он будет весьма огорчён, если они ещё раз позволят себе задеть Ригеля. Неприятнейшая в этом случае выйдет история. Нергал и Мормо переглянулись в первый раз. Дерзость француза была беспримерной. Слишком беспримерной, чтобы не насторожить их. Тем не менее, желая сохранить лицо, Мормо заметил, что их несколько изумляет подобная наглость. Мсье де Невер высказал надежду, что ему не придётся демонстрировать господам своё фамильное оружие. Немцы переглянулись вторично. Нергал оторопел. Этот франт мнит, что он справится с ними? Мормо же внимательно посмотрел в глаза французу. Что-то изумило его. Бесстрастная отвага и бестрепетное мужество Невера завораживали и настораживали, позволяя думать, что перед ними либо безумный, либо… Тут мысли обоих остановились, и они переглянулись в третий раз. Оба пожали плечами, и с тех пор Ригеля оставили в покое, а Нергал к тому же ещё и откровенно заинтересовался Морисом.

Почему? Объяснить это непросто, но если у читателя хватило терпения дочитать до этого места, его терпение будет вознаграждено тем, что он узнает о некоторых странностях, с ранней юности присущих двум студентам Меровинга, выходцам из Германии, и это, в свою очередь, разъяснит, почему немцы, несмотря на нрав истых буршей, не подняли перчатку, брошенную французом.

В пятнадцать лет от роду юный Фенриц фон Нергал стал наследником состояния предков в Аппенцелле, близ Херизау, и в короткий срок успел обрюхатить всех служанок в своём поместье, не пропустив ни одной смазливой садовницы и кухарки.

Но пару лет спустя ему это надоело. Теперь он чаще просиживал ночи напролёт среди пыльных фолиантов отцовской библиотеки. Новый чарующий мир открылся ему, мир колдовства и магии, в котором проявлялась удивительная система соотношений, где всё восхитительно перекликалось, отображая в своем устройстве гармонию космоса. Загадочная герметическая философема — «что вверху, то и внизу» — заворожила его. Он упивался уподоблениями и переживал видения как реальность, он сублимировал ферменты, соли и щёлочи, киноварь и сулему. Он смешивал ртуть с металлами и искал опус магнум.

Убогий утилитаризм — мыслить, что истинно только то, что доказуемо. Фенрица увлекало погружение в полуночные мнимости, в те лабиринты чёрных искусств, откуда нет, — и не может быть выхода. Поиск знаний, заключённых в символах, непостижимых для профанов, привёл его к тому, кто являлся Князем этого мира, и Нергал постепенно втянулся в тёмные дьявольские ритуалы. Но упражняясь в мистических искусствах, он не достигал искомого и, промучившись в бесплодных поисках несколько лет, был близок к отчаянию.

…Но вот однажды, злобно беснуясь от очередной неудачи, Нергал ошибся в путаном заклинании.