Флетчер Нибел - Ночь в Кэмп Дэвиде

— Если они?..

— Если они опять попытаются. — Холленбах заговорил резко, но тут голос окончательно подвёл его. Он растерянно взглянул на свои руки, лежавшие на коленях, плечи его опустились, на лице проступила смертельная бледность. В комнате мгновенно воцарилась тишина.

— Кто это «они», сэр? И что они пытаются вам сделать?

Холленбах поднял глаза, и Джим увидел, что он отчаянно борется с собою, делая невероятное усилие, чтобы направить мысли в прежнее русло.

— Да, Сид, я действительно говорил Джиму, что моя шутка на обеде в Гридироне имеет под собой серьёзную основу. Я уверен, что такой закон оказался бы чрезвычайно полезен для борьбы с преступными элементами в нашей стране.

— Вы, кажется, говорили, что если бы такой закон существовал, вы бы воспользовались им для подслушивания телефонных разговоров Пата О’Мэлли?

Президент смутился:

— Может быть, и говорил, теперь не помню… Но если я говорил, то безусловно был неправ. Я бы ни в коем случае не стал использовать этот закон таким образом. Просто я тогда был слишком зол на Пата.

— Но разве не представлял бы такой закон самую величайшую угрозу свободе личности со времён закона об антиправительственных группировках и закона, направленного против иностранцев?

— Ни в коем случае. Напротив, закон этот призван охранять личную свободу граждан.

Карпер вздохнул и снова бросился в атаку:

— Я хочу попросить вас ответить по четырём остальным пунктам, сэр. Во-первых, чем можно объяснить вашу ярость, направленную на известного журналиста Крейга Спенса? Во-вторых, на каком основании вы приказали учредить слежку за сенатором Соединённых Штатов Джимом Маквейгом? В-третьих, на чём вы основываете ваше подозрение, что в стране существует заговор, ставящий целью уничтожить вас физически? И наконец мне хотелось бы знать, почему в вашем послужном списке за период корейской войны отсутствует медицинское свидетельство?

Этот последний вопрос удивил Холленбаха, казалось, больше всего. Он смешался:

— Я не знал, что оно отсутствует. Просто не могу этого объяснить. Может быть, его изъял оттуда какой-нибудь слишком ревностный друг? Но я могу совершенно откровенно рассказать вам, что однажды на фронте меня отправили на обследование к психиатру, после того как со мной произошёл печальный случай под огнём противника: я тогда повернулся и побежал. Но этот приступ страха у меня скоро кончился, и через три дня я вернулся в свою часть. И в следующий раз, когда корейские коммунисты снова напали на наши позиции, я уже не побежал, а выстоял вместе со всеми.

Никольсон гневно набросился на министра обороны:

— Да, чёрт бы вас побрал, Сид, он тогда выстоял и вдобавок получил за это Серебряную Звезду. Что вы, чёрт возьми, себе позволяете, мистер Карпер! Подло и отвратительно копаться в личном деле президента Соединённых Штатов — солдата, награждённого за мужество в бою!

— У меня имелись основания подозревать, — холодно ответил ему Карпер, — что мы находимся перед угрозой правительственного кризиса! И такие основания у меня по-прежнему остаются!

— А я считаю, что это безобразие!

— Не надо, Ник. Министр имеет полное право задавать мне такие вопросы. И потом я ещё не кончил. Вместо ответа на все вопросы Сиднея в отдельности, позвольте мне сказать, что я тщательно проанализировал моё поведение за две последние недели. Я сам исследовал собственные процессы мышления, произвёл себе смотр, если вам угодно. И я рекомендую, джентльмены, чтобы каждый из вас проверил себя таким же образом.

В комнате установилась мёртвая тишина. Только мерно гудела кондиционная установка и громко тикали часы.

— Я кое-что почитал, изучил и пришёл к выводу, что я действительно не всегда поступал нормально, если только это правильный термин. Я не виню генерала Лепперта за то, что от его внимания ускользнули дефекты моей психики, — во время его посещений я как раз чувствовал себя превосходно. Но как бы ни называлось моё состояние, я совершенно уверен, что оно у меня было временным.

Неужели это правда, думал Маквейг. Ведь за исключением одного момента, Холленбах сегодня ведёт себя так нормально, так естественно, что не поверить ему трудно. Однако Гриском, самый близкий друг президента здесь, в комнате, был, по-видимому, не убеждён. Он насмешливо наклонил голову набок и смотрел на президента с загадочной улыбкой, словно перед ним стоял свидетель, который раскрыл на суде не всю правду. Карпер сидел в кресле, не спуская с президента сурового и пристального взгляда. Лицо его словно застыло.