Флетчер Нибел - Ночь в Кэмп Дэвиде

Вот, например, сенатор Маквейг слышал, как я обвинял вице-президента в попытке дискредитировать лично меня. Я, безусловно, погорячился. Вы действительно тогда подвели свою страну и свою партию, Пат, но я, конечно, заблуждался, когда обвинял вас в том, что вы действовали с намерением причинить мне вред. Я сознаю это, я глубоко сожалею о своих словах.

Президенту удалось перейти на свой самый убедительный и задушевный тон, который столько раз помогал ему за время его политической карьеры.

— Пост президента неузнаваемо меняет человека, джентльмены! Ведь он — номер один! Он стоит у пульта управления, и никто не смеет ему прекословить! Четыре года он правит, как монарх. И разве не естественно, что президент начинает думать о себе, как о стране в целом? Всё, что наносит вред Америке, он воспринимает как личное оскорбление! Любое благотворное начинание ставит себе в заслугу! И вы сами только способствуете этому своим преклонением перед президентом! Разве вы настаиваете на своей точке зрения, когда президент не принимает её? Вы все помогаете укреплению неограниченной власти президента, джентльмены, все! А потом говорите, что человек в Белом доме помешался на власти!

Вот это спектакль, думал Маквейг. Да ведь он выбрался из тупика. А, может, он… но кто может сказать точно? Судя по тому, как здраво он сегодня рассуждает, он совершенно нормален, нормальнее любого из присутствующих! В конце концов, каким бы серьёзным ни был его недуг, разве не мог он оказаться временным? Джим мысленно проклял себя за то, что раздул всю эту историю, ему хотелось знать, как чувствует себя теперь Карпер.

Почему он не отступается?

— А эта моя вспышка из-за Дэвиджа, чикагского банкира! Об этом вы тоже все, по-видимому, слышали, — президент ласково улыбнулся Маквейгу. Джим подумал, что президент хочет таким образом показать ему, что знает, из какого источника выплыла наружу история с финансистом из Чикаго.

— Ничего не поделаешь, я опять не совладал с собой… Но разве я не пытался потом, когда проходила злость, поправить дело?

Джим даже растерялся, слушая, как президент обнажает перед подчинёнными ему людьми свою душу. Сам он всегда старательно избегал малейшего самоанализа и теперь испытывал чувство неловкости, слушая, как это делает другой, и кто? Сам президент США! Но тут же Джим спохватился: когда же это президент пытался «поправить дело»? До сегодняшнего вечера он и не думал извиняться перед О’Мэлли. И ведь его, Джима, он тоже обвинил в том, что он присоединился к заговорщикам и хочет погубить президента! Как же быть с этой его манией преследования? Он не дал никакого объяснения на этот счёт. Нет, слишком уж старался Холленбах представить все инциденты нормальными и простыми, будто все они были не важнее мелких перепалок между супругами. Маквейг и Карпер обменялись растерянными взглядами.

— Ещё раз повторяю своё предложение, джентльмены, — нарушил тишину Никольсон. — Предлагаю всем разойтись по домам. Мы не комиссия психиатров. Откровенно говоря, мне дьявольски претит всё это дело! И я считаю своим долгом извиниться перед вами, сэр, за то, что я вообще принял участие в сегодняшнем сборище.

Никольсон повернулся к Маквейгу и коротко поклонился:

— Извиняюсь и перед вами, Джим, за то, что сомневался в вашей нормальности. Сегодня вечером все мы получили неплохой урок по части скромности и взаимной терпимости!

— Присоединяюсь к вашему заявлению, мистер Ни-кольсон, — сказал Джо Донован. — Предоставим республиканцам заниматься такой охотой за черепами. Им это больше подходит.

Тогда Карпер, который всё это время не спускал глаз с президента, предупреждающе поднял руку, как бы призывая Никольсона и Донована к молчанию:

— Не так скоро, джентльмены, прошу вас! Мне хотелось бы выяснить ещё ряд вопросов!

— Мистер Карпер, неужели мы недостаточно наслушались сегодня всякого вздора?

— Постойте, Ник, — перебил президент. — Пусть Сид продолжает. С этим надо покончить раз и навсегда.

— С вашего позволения, сэр, я попрошу вас ответить мне по пяти пунктам. Правда ли, мистер президент, что вы действительно рассматриваете закон, который даст право Федеральному бюро расследования в любое время подключаться к любому телефону в стране?

В первый раз в глазах президента промелькнуло загнанное, враждебное выражение. Он беспокойно пошевелился в кресле и бросил растерянный взгляд на высокие окна гостиной.

— Конечно, правда, если они… — голос президента прозвучал вдруг пронзительно и раздражённо.