Джон Браннер: Квадраты шахматного города

Я не мог с ней не согласиться.

Сеньора Посадор – на руке у нее поблескивало обручальное кольцо – взглянула на свои миниатюрные золотые часики.

– Благодарю вас, сеньор Хаклют. Беседа с вами доставила мне удовольствие. Вы остановились в этом отеле?

Я утвердительно кивнул.

– Тогда мы еще встретимся здесь и, возможно, сыграем партию в шахматы. А сейчас мне, к сожалению, уже пора. До свидания.

Я быстро поднялся. Она протянула мне руку и, обворожительно улыбнувшись, покинула зал.

Я снова сел и заказал виски. Во всей этой истории меня серьезно занимали два момента. Во-первых, обручальное кольцо на руке моей собеседницы, во-вторых, то досадное обстоятельство, что хотя сеньора Посадор явно знала, что произошло на площади, мне так и не удалось этого выяснить.

На следующее утро я просмотрел газеты. Моего испанского на это почти хватало, правда, о значении каждого пятого слова я мог только догадываться.

В Вадосе были две ежедневные влиятельные газеты: правительственная «Либертад» и независимая «Тьемпо». «Либертад» посвятила вчерашнему событию строк двадцать. Сообщалось, что произведены аресты и некий Хуан Тесоль должен предстать сегодня перед судом по обвинению в нарушении общественного порядка. «Тьемпо» отвела тому же событию передовицу. Не без труда я понял из нее, что Тесоль вовсе не злостный хулиган; речь в основном шла о каком-то Марио Герреро, который подстрекал своих сообщников не только стащить Тесоля с трибуны и свернуть ему шею, но и трибуну разнести в щепы.

Резкий, нетерпимый тон статей обнаруживал скорее политическую, чем религиозную, подоплеку, на которую сослалась сеньора Посадор. Комментаторы в обоих случаях, очевидно, исходили из того, что читателям хорошо известна закулисная сторона событий, а для постороннего человека эта информация была полна недомолвок. Упоминались две партии – гражданская и народная, – которых соответственно и представляли Герреро и Тесоль. И, если верить «Тьемпо», первая состояла исключительно из монстров. Вот, пожалуй, и все, что можно было почерпнуть из газетных сообщений.

До приезда сюда я считал, что Агуасуль в отличие от других латиноамериканских стран избавлен от внутренних противоречий. Как видно, я заблуждался. Но вопросы внутренней политики этой страны меня не волновали. Я закончил завтрак и подумал, что пора приступать к работе.

Муниципалитет занимал несколько зданий рядом с правительственным кварталом на северо-восток от Пласа-дель-Норте. Был теплый ясный день, и я решил пройтись пешком – от отеля до муниципалитета было не больше мили. До встречи у меня оставалось еще время, и я хотел прикоснуться к пульсу городской жизни.

Вскоре я оказался в месте пересечения основных магистралей и остановился на тротуаре, наблюдая за беспрерывным потоком автомашин. Продуманная система подъездных путей и перекрестки на разных уровнях обеспечивали безостановочное движение. Нигде ни единого светофора. Полицейский, вознесенный в своей будке над бурлящим потоком, скучая, подпиливал ногти. Никаких помех не вносили и пешеходы – все переходы были выведены с проезжей части.

Нырнув в один из подземных переходов, все еще под впечатлением от столь совершенно организованного движения, я не сразу заметил, что пропустил указатель и иду не в том направлении. Посторонившись, чтобы уступить дорогу грузной женщине с огромной корзиной на одной руке и маленькой девочкой на другой, я едва не споткнулся о мальчугана, сидевшего прямо на бетоне. Возле него стоял прекрасной формы глиняный горшок. Правая рука мальчика нервно теребила бахрому красочного, но ветхого пончо, левой руки у него не было. Сдвинутое на затылок сомбреро открывало взглядам прохожих страшную язву на месте одного глаза.

Я встал как вкопанный, будто увидел непристойную надпись, нацарапанную на стенах Парфенона. Подобное мне доводилось видеть только в Индии и ОАР, да и то лет пятнадцать назад, когда я впервые попал за границу. Но даже там нищих становилось все меньше. С тех пор я считал, что их уже нет почти нигде. Пошарив в карманах, я собрал всю мелочь и бросил монеты в глиняный горшок.

Не успел я сделать несколько шагов, как кто-то тронул меня за плечо. Оглянувшись, я встретился с дерзким взглядом молодого полицейского. Он заговорил громко, недовольно. Я его почти не понимал.

– Я не говорю по-испански, – сказал я.

– А, вы из Штатов, – произнес он таким тоном, будто ему все сразу стало ясно. – Сеньор не должен давать деньги таким людям.