Джон Браннер - Квадраты шахматного города

Вадос выглядел совершенно изнуренным, как будто испытал огромную физическую нагрузку. Его голос становился все тише, и я вынужден был наклониться к нему, чтобы услышать последние слова.

– Мы не обманывали друг друга, – пробормотал он. – Мы всегда ходили по правилам.

Я чувствовал себя совершенно беспомощным. В силу случая Вадос оказался в моей власти. И это человек, который сам обладал невообразимой властью и использовал ее!

Неужели может быть правдой эта иллюзорная игра, которую Вадос и Диас придумали для того, чтобы скрыть от самих себя тот факт, что их соперничество разрушает все, что они хотели бы сохранить?

Чем больше я знакомился с содержимым взятых из сейфа папок, тем меньше оставалось сомнений в реальности всей истории.

Я вспомнил, как высказывалась Мария Посадор о неведомых силах, которые движут людьми. После приезда в Вадос я не раз испытывал ощущение, словно помимо моей воли втянут в столкновение враждующих сторон. Возможно, подсознательно я догадывался о происходящем.

Я открыл одну из папок – она содержала всего несколько листков. На обложке стояла фамилия главнокомандующего генерала Молинаса. Внутри поверх стопки бумаг лежала записка, написанная рукой самого Вадоса. Она гласила:

«Удивлялся вначале, почему Д. выбрал его для своей стороны; мне казалось, он больше симпатизировал белым. Получается же…

Р.S.: Проверить надежность.»

Это сразу вернуло меня в мир суровых фактов.

– Во всяком случае, то, что произошло в Агуасуле, не могло случиться в какой-либо другой стране, – я, наверное, пытался успокоить самого себя.

Вадос резко поднял голову.

– Это могло произойти где угодно. Любой мог бы проделать то же самое при умении Алехо руководить и его способности убеждать…

– Нет! – резко возразил я. – И слава богу, что вы ошибаетесь. Вы сказали, что прежде всего вам нужно было хорошо и послушно управляемое население. Вы имели в виду народ, совершенно равнодушный к тому, что им вертят, как хотят, на шахматной доске. И вы начали с диктатуры, с «самой управляемой страны в мире».

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Ради своей прихоти вы лишили характера, силы воли половину населения. Из страха, что ваш красивый новый город может пострадать, вы оскорбляли достоинство его жителей. С помощью камуфляжа – вроде этих фальшивых опросов – вы дали человеку с улицы приятное ощущение, что его взгляды кого-то интересуют, с ними кто-то считается, а на самом деле использовали весь набор шулерских приемов для того, чтобы заразить его пассивным конформизмом, как и всех других. Вы смогли использовать предрассудки и страхи своих жертв и гонять их по этой вашей шахматной доске лишь потому, что сами их создали. Но вы не создавали моих предубеждений и не могли контролировать меня. Я вовсе не претендую на роль героя, поломавшего вашу проклятую игру. Вы сами вырыли себе яму и сами же угодили в нее. В свое время вам уже пришлось приглашать иностранцев строить ваш город, вы просто не доверяли своим людям и не верили в них. Господи, даже если бы ваши планы осуществились и пуля Марии Посадор прошла мне через голову, а не через руку…

Вадос поморщился.

– Все равно это попытка свести жизнь к игре потерпела бы провал. Вы клянетесь, что точно следовали правилам, однако вот эта папка свидетельствует, что вы планировали избавиться от генерала Молинаса, который думал не так, как остальные офицеры, и не разделял ваше презрение к простым людям Агуасуля. Он одна из шахматных фигур, но неужели вы действительно думаете, что армия проявила бы уважение к правилам шахматной игры, если бы вы обыграли Диаса и получили возможность делать все, что хотели? Или вы считаете, что если бы Диас угрожал вывести из игры епископа Круса – одну из ваших фигур, то священнослужители сидели бы сложа руки и смотрели, как его убивают? Ничего подобного! А сам Диас! И вы, если уж на то пошло! Если бы вам грозило поражение, разве продолжали бы вы или он следовать правилам? Если Диас, по вашим словам, заботясь о своем народе, согласился с этой сумасшедшей идеей ради того, чтобы избежать гражданской войны, то в случае проигрыша ради своего же народа он должен нарушить соглашение и попытаться использовать другие средства. Может быть, все мы лишь винтики в сложном механизме и наше поведение предопределено. В моей работе мне часто кажется, что так оно и есть. Но в таком случае это касается всех смертных, и никто из нас не может присваивать себе то, что вы называете властью всевышнего, и диктовать образ мыслей и манеру поведения остальным.