Азиз Алимов - Железноцвет

Я сбрасываю сумку и ставлю ее рядом с лавкой. Ровно в этот момент, толкнув меня плечом, на лавку садится коренастый тип с пластиной, выступающей из под жидкого зачеса. Тип кладет ноги на мою сумку и смотрит мимо меня остановившимся взглядом. Его покрытый чирьями сосед сначала недружелюбно пялится на меня, а потом переводит взгляд на Зою. На его лице сразу же появляется кривозубая ухмылочка. Он торопливо встает с места и услужливо отступает в сторону. Зоя явно что-то чувствует, потому что берет меня за рукав.

– Петя, не…

Слегка отклонившись назад, я бью сидящего на лавке ногой в лицо. От встречи с подкованной подошвой ломаются, кажется, сразу все кости его лица. Пассажир извергает поток зубов, кровавых слез и соплей; по черепной пластине идет трещина. Я помогаю ему не упасть ударом в солнечное сплетение. Тип трясется, захлебываясь, пару секунд, потом дурашливо закатывает глаза.

– Безбилетник, – поясняю вагону я. После этого я хватаю коренастого за грудки и выбрасываю на платформу, как почтовый мешок.

Только садясь на лавку, я замечаю, что чирьеватый сосед куда-то испарился. Я с сожалением вздыхаю и устраиваюсь поудобнее.

– Садись, – говорю я Зое. – Еще находимся.

Пассажиры перетекают в вагон с платформы, аккуратно переступая через лежащего человека с пластиной. Большинство собираются в кучки, но некоторые, как и мы, держатся на отдалении от прочих. Тоже, наверное, едут в гости. Постояв с минуту, поезд дает гудок, и платформа уходит влево.

Мы проезжаем над цехами сталепрокатного завода, над стоянкой грузовиков, мимо кирпичной башни пожарной станции и окраинных двухэтажек. Клин ширококрылых летунов следует параллельно нашему курсу. В какой-то момент, гудение поезда и приглушенный вой ветра перекрывает надсадный кашель. Мы с Зоей поворачиваемся на звук и видим, что в другом конце вагона материализовался коренастый мужчина пенсионного возраста, одетый в ватник и каску. Меж его кавалерийских ног стоит баул на колесиках. Поправив каску, мужчина дальнозорко щурится и занимает позу оратора.

– Ну с утра-то зачем… – бормочет Зоя. – Слушай, а расскажи мне про этот твой Массив, куда едем.

– С радостью. Что именно?

Зоя с ногами забирается на лавку и обхватывает руками колени.

– Не знаю. Чего-нибудь. Погромче.

– Массив… что тут скажешь. Его возвели для приезжих рабочих и инженеров – тех, кто стоил Новый Город. Сначала одну многоэтажку, потом другую. Потом фабрики, гидропонные оранжереи, ветрогенераторы. Весь комплекс – как один большой муравейник, каждый блок соединен с другими системой высотных переходов. Со временем Массив так разросся и сросся, что с первое здание кроме как с воздуха не разглядишь. Теперь его называют Блок “А”, и в него-то мы с тобой и едем.

– …две ложки на стакан – и хер стоит, как автокран! – заглушает меня пенсионер, потрясая пакетом с початками, которых не найдешь в энциклопедии. Его голос одновременно зычен и полон безысходного смирения; его лицо выглядит так, словно он перестал считать инсульты. Доселе инертные пассажиры начинают разворачиваться к нему. – Не имеет аналогов в мире!

Порывшись в сумке, он извлекает наружу громоздкий предмет, представляющий собой систему линз и излучателей. Предмет покрашен облупившейся салатовой краской и весьма радиоактивен. – Ни одной паленой! – заявляет пенсионер, поддерживая прибор клешней своего протеза. – Все светят, гарантированно!

Последние городские постройки кончаются, уступая место полосе отчуждения. Опершись на спинку лавки, Зоя приподнимается, чтобы посмотреть в окно.

– Ух ты! – говорит она.

– Что, еще производит впечатление?

Стена городского периметра возвышается на девять с лишним метров, почти доставая до монорельса. Она тянется на восток и на запад, обручем охватывая городские окраины. Когда-то стена состояла из цельного железобетона, но годы не были с ней ласковы. Появлявшиеся бреши заделывали тем, что было под рукой: листами стали, мешками с песком, сварной решеткой. На равных промежутках стену разделяют сторожевые башни, на площадках которых громоздятся прожектора и автоматические орудия.

– Эти уже года два как отстрелялись, – говорю я. – Одни остовы, на самом деле. Пару лет назад кто-то срезал всю проводку на лом.

Цены на проводку я утверждал лично.

Сразу за периметром город обрывается, словно культя. То, что когда-то было домами пригородных поселков, буря сравняла с землей; даже очертания дорог стало сложно рассмотреть. Громада Массива, похожая отсюда на крейсер, теперь явно различима на фоне утреннего неба. От цели нас отделяет только кусок пустоши, покрытый волнами сопок. Мы быстро сокращаем дистанцию.