– Привет опричникам! – говорит Зоя, протягивая руку. Покоробленный, я молча жму ее ладонь. – Ох и наплели мне про тебя, Петя, – как ни в чем не бывало продолжает она. Голос у нее с легкой хрипотцой, но довольно приятный. Наверное, таким хорошо петь романсы. – Укротитель Воронинского бунта. Ясно, чего тебя все в профиль снимают, – добавляет она.
Пепельные глаза скользят по уродливым рубцам, ползущим от моей скулы вниз через шею и под воротник. Совсем иначе меня кличут, когда думают, что не слышу. Уцелеть в Москве с моей стороны было бестактным, потому теперь я здесь. Опять. С глаз долой – из сердца вон.
Зоя невозмутимо извлекает из кармана штанов пачку “Победы” и, щелкнув колесом тяжелой, тронутой ржавчиной зажигалки, указывает пачкой в моем направлении. Я качаю головой, и Зоя понимающе выдыхает дым мне в лицо. Ее личное дело мне так и не дали, как ни клянчил. Было ли оно вообще у Штаба?
– Прямо с полей к нам, так? – невзначай интересуюсь я. – Польша?
– Холодно.
– Из-за лужи, значит. Из ДШМГ, раз нам передали. Как там, на Аляске, еще держатся?
Зоя качает головой, выдыхая дым кверху.
– Какое держатся? Наш госпиталь крайним эвакуировали, – говорит она. – Думала – все, день погранца будем в лагере справлять. Анкоридж уже бомбили, враг форсировал Юкон, контрнаступление по всему фронту. Вам тут че, телевизор не провели?
– Почему. Все провели. Сегодня вот про сбор свеклы передавали. Про птицефабрику. Про неуклонный рост добычи асбестовой руды, – говорю я.
Зоя фыркает и ерошит свою густую шевелюру.
– Знаешь, если по-честному, я эвакуации рада была. Да все были. В Анкоридже теперь уже и вздохнуть невозможно, не то что жить. В лесах еще гаже. Весной еще как-то было, теперь вообще вилы. Весь день в респираторе, фильтра до поверки хватает. Ночью из-за колючки ходу нет.
– Споры?
– Споры, – рассеянно кивает Зоя, – Растения. Живность.
Про живность я наслышан особо. Про нее ясно только то, что вывел ее не противник. У противника с живностью такие же проблемы.
– Ну вот, – продолжает Зоя, – посадили нас на самолет, через пять часов уже в столице. Я прямо ошалела, понимаешь? У нас на базе сугробы с кантиком, а в Питере все зеленое. У вас тут, правда, уже попрохладней… Наши там так все и сидят, на взлетной полосе. Неделю уже. Кроме моих еще дивизия с лишним. Палатки поставили, печки затопили. Наш комгруппы военник сжег, автомат выбросил, пьет со всеми. Все рваные, грязные, счастливые. Живые. Человек двадцать уже замуж позвало. Командование знать не знает, чего с нами делать. Рассовывают понемножку, куда могут. В основном в Польшу. Я тоже хотела. Видно, не судьба.
– Гм. И как там, в столице?
– А я знаю? Кто нас таких в город выпустит? Но хорошо, – говорит Зоя, улыбнувшись. – Гражданских много. Все веселые такие. Как будто нормально все, знаешь? Мужиков только нет, бабы – бальзаковские.
Сложив два и два, я наконец решаюсь спросить.
– Слушай – ты ведь, получается – из Юконской десантно-штурмовой, так? А капитана Леонова не знаешь? В смысле, не меня, а…
– Аркашу, – опережает меня Зоя. – Только не капитан он уже давно.
Я замираю на полуслове, а Зоя продолжает говорить.
– Конечно знаю, как не знать. Кто мне, по-твоему, про тебя напел? Все он мне довел – как ты пешком под стол ходил, и так далее…
– Вздор, – морщусь я, пытаясь собраться с мыслями. Зоя довольно скалится. – Хватит ерунду молоть… Как он там, не помер еще? – помедлив, спрашиваю я.
– Он не там, он – здесь, – говорит Зоя, и затягивается.
– Как здесь? В городе?
– Ага. Нас вместе выслали в твою галимую тундру.
Чем дальше, тем меньше мне нравится это расследование.
– Слушай, Петя, – докуривая, говорит Зоя, – мы тут добровольно-принудительно. Не слепая, вижу – нам не рады. Но Адмиралтейство на всех одно, приказы – тоже. Что бы там штабные упыри не затевали – нам с тобой ссориться незачем. Давай жить дружно, а?
– Только за, – вру я. Щелчком пальцев Зоя отправляет окурок через улицу.
Адмиралтейство затягивает петлю на шее моего Управления, и мне не остаться в стороне от грядущей чистки, даже если я как-то и вывернусь перед собственным, местным начальством. Следствие – следствием, но нужно понять, что на самом деле здесь делает эта девица, и что связывает ее с братом, которого я уже года четыре, как не видел.
– Ладно, пошли посмотрим дом. Готова?
Зоя расстегивает молнию. Под курткой у нее бронежилет, на бронежилете – кобура с пистолетом Сердюкова.
Читать дальше