Карина Демина - По ту сторону жизни

А жизнь хороша. Даже если не совсем и жизнь.

Ночью какой-то идиот попытался разрушить склеп. То есть, почему какой-то… Юстасик, старшенький из моих кузенов, конечно, молоток додумался убрать, но меловая пыль на его рубашке и брюках, а заодно несколько утомленный вид и острый запах пота выдавали его с головой.

– Заставлю реставрировать за свой счет, – произнесла я, пнув камень. И халатик запахнула. Не то, чтобы прохладно, холод я как раз и не ощущала, но вот взгляд у дядюшки сальный.

А склеп защищали хорошо. Теперь я видела дремлющие сплетения силовых нитей, укрытые за слоем штукатурки. Они вросли и в место это, и в дом… и молот, конечно, оставил пару-тройку царапин, да статую снес из новых, поставленных моим прадедом… Если подумать, заказывал он их у известного мастера, а потому в денежном выражении потянут они изрядно…

– Сгинь, тварь нечистая! – взвизгнул кузен, плеснув мне в лицо чем-то мокрым и вонючим.

Водой освященной?

Если и так, то носил он ее с собой давненько, испортиться успела, протухнуть.

– Точно идиот. – Я лицо вытерла.

Нет, что еще сказать… я вот честно уснуть пыталась. Лежала, разглядывала балдахин и еще немного потолок, раздумывая, насколько в моем нынешнем состоянии нормальна бессонница, и вообще, где про это состояние почитать, кроме как в хрониках…

А тут снизу удар. И еще один.

И такие мощные, что стены задрожали… и кажется, он тут заклятье активизировал, а когда не сработало, точнее сработало – штукатурку со стен сняло, как посмотрю, – но вовсе не так, как кузену хотелось, за молоток взялся.

– Слушай ты, дитя осла. – Я только коснулась узенького плечика, как кузен заверещал и мешком осел на пол.

– Не трогай ребенка! – Тетушка Фелиция, облаченная в широкую ночнушку, замахнулась на меня зонтом. Откуда только взяла?

– Да нужен мне ваш ребенок… – На всякий случай я отступила. Не то чтобы зонт мог причинить мне какой-либо существенный ущерб, но вот… боюсь ненормальных.

– Что случилось?

У тетушки Нинелии тоже ночнушечка имелась.

Коротенькая.

Едва прикрывающая толстую ее задницу, но зато густо расшитая кружавчиками.

Дядя Фердинанд прикрыл глаза и благоразумно отвернулся. Вот он ночевал в байковом спальном костюме пыльно-синего окраса, и даже блестящие медные пуговки не могли придать наряду бодрости. Судя по виду, куплен он был еще до экспедиции на Острова и времена знавал всякие.

Может, ему и вправду деньгами помочь?

Я как-то не особо интересовалась его жизнью, полагая, что чем меньше рядом любящей родни крутится, тем целее нервы. Но он единственный из всех держался в стороне от моей жизни, и уже за это я была ему немало благодарна.

– Она съела Юстика! – то ли с ужасом, то ли с восторгом произнес Аполлон, который в дверях показался-таки, хотя и рекомендовано ему было лежать.

Двигался он скованно. Ноги расставлял широко. А заодно держал у паха массивную грелку.

– Кто?

Тетушка Нинелия на всякий случай прижала руки к груди, правда, правой. Потом сообразила и торопливо поменяла, а то мало ли…

– Мышь, – сказала я, переступив через идиота, который по-прежнему лежал на полу, притворяясь мертвым.

– К-какая?

Ресницы черные накладные. Пудра. Румяна… что-то не похоже, что тетушка ко сну собиралась, во всяком случае, тому, который в постели и одиночестве. И кажется, она сообразила, что не следовало покидать комнату.

– Огромная, – я принюхалась. Так и есть… пудра из моих запасов определенно, и духи… правда, средней паршивости, я подобные густые ароматы терпеть не могу. А присылают всякие… – Пришла и сожрала…

– Д-да?

– Нет, – рявкнула я и сдвинула тетушку. И уже на лестнице крикнула так, чтобы услышали даже треклятые мыши, если они тут водятся. – Но если кто и дальше будет разрушать дом, то оплатит работу реставраторов из собственного кармана!

– А она точно не лич? – без особой, впрочем, надежды поинтересовалась тетушка Фелиция, а Мортимер ответил:

– Инквизитор скажет.

Проклятье… не было печали.

Я не слишком часто заглядывала в храмы, тем паче Светозарного, ибо посвящение обязывает, а Плясунья не любит иных богов. И пусть говорят, что все они суть отражения одного, но…

Некроманты точно знают – не любит.

Ее храмы всегда стоят наособицу. Ее жрецы прячут лица за масками, хотя, подозреваю, последнее исключительно из здравых побуждений, ибо Плясунью в мире не любят. Боятся. Почитают. Но не любят.