Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

Генри ободряюще улыбнулся и положил руку на ее неожиданно холодную ладошку.

– Так, прекращайте плакать. Я отведу вас в вашу комнату.

– Нет!

Мужчина нахмурился, а Николь плотнее вжалась в спинку дивана. Огромные, влажно блестящие глаза наполнились неподдельным ужасом:

– Нет! Я туда не пойду! Ни за что, пожалуйста, не заставляйте меня туда возвращаться!

Генри беспомощно поднял руку, и девушка вдруг, тонко всхлипнув, бросилась ему на шею, крепко обхватила и уткнулась носом в плечо. Ее волнистые мягкие волосы защекотали британцу лицо. Неуверенно он положил ладонь ей на спину, и Николь заплакала громче. Слезы душили ее, сотрясали гибкое тонкое тело. Макалистер принялся вполголоса бормотать что-то утешительное, первое, что приходило в голову.

– Ладно, вставайте. – Он поднялся на ноги и потянул Ода за собой. – Вам нужно успокоиться. Идемте.

Он рисковал, приводя ученицу в свою комнату в начале двенадцатого ночи, однако иного выхода из ситуации Генри не видел, к тому же Николь немного напоминала ему сестру, не внешностью и даже не характером – Филлис была бойкой шумной девочкой с копной огненно-рыжих волос. Наверное, дело в том, что они были одногодками и обе страдали от того, что рядом не было тех, кто мог бы их защитить.

Генри включил настольную лампу и усадил девушку на кровать.

– Я налью воды. – Он плеснул в стакан из графина и протянул ей. – Выпейте.

Николь, припав к стакану, залпом его осушила. Зубы постукивали о край. Генри достал из шкафчика чистый носовой платок и дал Николь, она промокнула зареванное лицо и улыбнулась:

– Спасибо.

– Почему вы боитесь возвращаться к себе? Вас кто-то обижает?

Девушка резко побледнела и прижала платок к лицу. Похоже, снова собиралась плакать, но, не успел британец испугаться, как она негромко ответила:

– Нет. Все из-за меня. Хироши… – Она порывисто вздохнула. – Он рассержен на меня, я точно знаю.

– Хироши? – Генри уже слышал это имя. – Хироши Накамура?

Ода кивнула. У нее уже не осталось сил для разговоров.

– Я побуду у вас немного? – попросила она и, не дожидаясь разрешения, легла. Через пару минут ее дыхание выровнялось, девушка подтянула ноги к животу, обхватила руками подушку и уснула.

Генри сидел напротив, под светом лампы, и думал, чем для него может обернуться это вечернее приключение. Его взгляд против воли задерживался на длинных ногах, едва прикрытых чулками и короткой школьной юбочкой в складку. Николь застонала во сне, крепче стискивая подушку. Макалистер поспешил накрыть гостью одеялом, под которым сам недавно лежал. Поправляя его, провел рукой по разметавшимся русым прядям, отводя их с лица. Пальцы случайно коснулись прохладной влажной от непросохших слез щеки, и Николь чуть повернула голову, будто специально поощряя его действия, и Генри отдернул руку.

Его ждала очередная нелегкая ночь.

За полчаса до подъема Генри разбудило шуршание одежды. Поскольку кроме него не должно было быть никого, кто мог бы издавать подобные звуки в холостяцком жилище, мужчина резко распахнул глаза и, щурясь, оглядел комнату, блеклую и серую в тусклом свете разгорающейся зари. Сонный взгляд нашел замершую на кровати девичью фигурку, и память услужливо подсказала, что происходило накануне.

– Доброе утро. – Макалистер потянулся, поднимаясь со стула, где продремал всю ночь, завалившись на столешницу. Тело ломило. – Как спалось? Успокоилась?

Николь зарделась и впилась пальцами в край одеяла.

– Д… да, немного. – Она не знала, куда смотреть, глаза бегали из стороны в сторону, а трогательный румянец красиво оттенял светлую кожу. – Простите, Макалистер-сан!

– Простить? – не понял он. – За что?

– Из-за меня у вас могут быть проблемы. Простите меня, пожалуйста!

Генри махнул рукой. Он не особенно переживал, если учесть, что самое, в его понимании, страшное с ним уже случилось, и Хибики с Сэмом тому живые свидетели. Мужчина подошел к столику и поставил электрический чайник греться. Комната наполнилась уютным потрескивающим шумом.

– Я заварю кофе, растворимый, естественно, другого нет. Могу сделать бутерброд… – он зашарил по столу и обнаружил печенье, которое они с Кимурой тогда не доели. – О, есть сладкое. Ты любишь сладкое?

Он обернулся и увидел, что Ода выбралась из постели и уже подошла к двери.

– А кофе?

Девушка замерла, как напуганный зверек:

– Мне надо скорее вернуться к себе, пока моего отсутствия не заметили. Прошу прощения за беспокойство.