Дуглас Престон: Богохульство

– Не уходи. – По щекам Кейт текли слезы.

Форд наклонился и чмокнул ее в лоб.

– Пока, Кейт, – сказал он. – И… благослови тебя Бог.

Месяц спустя

Уайман Форд сидел в гриль-баре «Мэннис Бакхорн», в Сан-Антонио, штат Нью-Мексико, ел чизбургер с зеленым чили и смотрел в телеэкран, который висел над барной стойкой. С тех пор, как мир потрясла организованная во Флагстаффе пресс-конференция, прошел целый месяц.

Форд, вернувшись в Вашингтон и побеседовав с Локвудом (об отдельных крайне важных фактах пришлось бессовестно умолчать, чтобы не подрывать новый миф), сел в свой джип и отправился в Нью-Мексико. А там, бродя по каньонам севернее Абикью, несколько недель подряд раздумывал о том, что случилось.

«Изабеллы» больше не было, Ред Меса сгорела дотла. Сотни человек погибли в огне или пропали без вести. Спустя некоторое время спецы из ФБР наконец опознали тело Рассела Эдди по ДНК и зубной формуле. Его объявили сторонником хилиазма и чудовищным преступником.

Средства массовой информации, услышав рассказанную во Флагстаффе историю, раздули ее до немыслимых размеров, а некоторые влиятельные обозреватели даже назвали самой «значимой за последние два тысячелетия».

Христианство завоевывало Римскую империю целых четыре века. Новая же религия – ярые сторонники назвали ее «поиском» – распространилась по Соединенным Штатам всего за четыре дня. Помогла ей в этом услужливая Всемирная паутина. Казалось, Интернет был выдуман специально для этой цели.

Форд взглянул на часы: одиннадцать сорок пять. Через пятнадцать минут полмира, в том числе и завсегдатаи «Мэннис Бакхорн», уткнутся в телеэкраны. Начнется «Событие», прямая трансляция с одной колорадской фермы – имения миллиардера, что сколотил состояние, продавая услуги через Интернет.

Звук был убавлен, и Форд напрягал слух. На экране возникло изображение ведущего. Он стоял на фоне толпы небывалых размеров, которую снимала еще и аэрокамера. По подсчетам одного новостного канала, на ферме собралось около трех миллионов человек. Создавалось впечатление, что людское море достигает гор Сан-Хуан, снежные вершины которых белели на горизонте.

Форд за последний месяц размышлял о многом. И наконец признал, что Хазелиус был гением. История, приключившаяся на горе Ред Меса, в самом деле положила начало новой религии, а Грегори стал пророком и великомучеником. Его гибель и мужество превратились в легенду и стали подобием рассказов про Будду, про Кришну, про Мухаммеда и Медину, про Рождество Христово, про Тайную Вечерю, про Распятие и Воскресение. История о Хазелиусе и «Изабелле» почти не отличалась от остальных: верующие могли рассказывать ее друг другу, видеть в ней отражение своей веры и искать ответы на главные вопросы.

Словом, она стала одной из самых чудесных земных историй.

Хазелиус не просчитался ни в чем. Точно угадал даже то, что мученическая смерть лишь прибавит ему популярности. Рассказ о гибели на костре потрясал человеческое воображение, как ничто другое. Героически уйдя из жизни, Хазелиус стал движущей силой, проповедником идей и духовным лидером.

Приближался полдень. Бармен прибавил громкость. Внимание посетителей – шоферов, местных фермеров, туристов – всецело приковал к себе телеэкран.

На нем пестрело изображение репортера, который, крепко сжимая в руке микрофон и обливаясь по́том, смотрел в камеру с тем же восторгом, который освещал лица окружавших его людей. Казалось, это благоговение заразно. Толпа ликовала, пела песни и размахивала над головами знаменами с нарисованным на них пылающим старым кедром.

Репортер, перекрикивая гул, рассказывал последние новости и называл сегодняшнее событие «религиозным Вудстоком» и «собранием любви, добра и преданности».

По крайней мере, размышлял Форд, им не помешал дождь. И хорошо, что нет наркоманов и пьяных.

За деревянной сценой стояла новенькая летняя постройка, красная с белыми полосами внизу и наверху. Камера приблизилась к двери. Толпа притихла. Ровно в полдень дверь раскрылась, и изнутри вышли шесть человек в белой одежде.

Народ разволновался, как настоящее штормовое море. Возникло чувство, будто свершается нечто невероятное, колоссальное и бесконечно прекрасное.

Когда Кейт, прижимая к груди тонкую книгу в кожаной обложке, взошла на сцену, у Форда зашлось сердце. В простеньком белом платье, контрастировавшем с ее черными волосами и блестящими темными глазами, и в черных перчатках, она смотрелась немыслимо красивой. Бок о бок с нею шла Коркоран, тоже в простой светлой одежде. Бывшие враги, теперь они стали союзницами и близкими друзьями.