Виктор Сиголаев - Фатальное колесо

Хотя…

Где надежды, а где реальность?

Только вот очень хочется быть… оптимистом.

– Ну как, герой, живот не отлежал?

Ирина. Улыбаясь, заходит в палату. Надолго задуматься мне здесь точно не дадут.

– А я-то как рад тебя видеть!

– Да ты не переворачивайся. Я необидчивая, и со спиной могу поговорить.

А! Ну да. У нас новый предмет для подколок.

Лежать действительно приходится на животе. Я даже не интересовался, сколько хирургических швов украсило мою задницу. Саднит постоянно. Ужасно хочется почесаться – заживает, значит.

– А что, американская спина хуже оказалась?

К слову, Ричард жив-живехонек. И тоже лечится на животе, так как получил серьезные повреждения в области спины и… ниже. Ну и мне не так обидно. И горло у него в порядке, разговаривает даже. Можно сказать, соловьем заливается.

Их сеть оказалась шире и глубже, чем виделась нам. И Донахью оказался центральной фигурой, координатором организации, шлюзом для перекачки информации.

Он действительно сын миллионера. И папина яхта своевременно прибыла сюда из Констанцы. Ричард дисциплинированно загрузился на нее со всем своим мажоровским багажом, а потом легко ушел под воду в миле от берега и через дикие пляжи добрался до города. Ему нужно было восстанавливать порушенную мной и моими друзьями структуру.

Сейчас у него есть реальные шансы вернуться к папочке. Я полагаю, путем обмена. Впрочем, таких нюансов до меня не доводят. Спасибо, что хоть сомнения в моих версиях отпали.

Ирина садится на край кровати и легонько пальцем тычет мне в повязку. А вот и не больно! Как раз там и чешется.

– Не ревнуй, маленький. Американское тело мне уже недоступно. Там Сан-Саныч заправляет…

Кстати о Сан-Саныче!

Он сейчас старается мне на глаза не показываться. Напомнил я ему как-то про фотопленку и «дилетантский бред сивой кобылы». Со своими вольными комментариями, естественно. А с юмором, как известно, у него трудновато. Переживал, сопел. Даже сострить в ответ попытался. Разумеется, плоско.

Обиделся, кажется…

– И вообще, – Ирина стала усиленно тормошить меня за спину, – хватит прикидываться тяжелобольным! Лежит тут, страдает! Врачи говорят, заживает все как на собаке, выпишут уже завтра. Лучше посмотри, кто к тебе пришел!

Она встает и подходит к окну.

Кряхтя, поднимаюсь, стараясь не оказаться в положении сидя, надеваю тапочки и шоркаю к своей боевой подруге. Подоконник высокий. Встаю на стул и прижимаюсь носом к стеклу.

И чувствую, как жаркий ком, неожиданно вспыхнувший в груди, с силой бросается мне в лицо. До красноты. До слез.

Под окном стоят мама и отец. Рядом с ними – братишка, держит за руку мою бабулю. В руках тяжелые сумки с провизией, будто меня здесь плохо кормят!

И все вчетвером, только завидев меня, дружно машут мне руками, улыбаются, кричат что-то.

И я машу им ладошкой, улыбаясь во весь рот. Плачу и смеюсь сквозь слезы.

Потому что…

Где-то я уже это все… когда-то видел!

Начало песни «Let it be» («Да будет так»). – Здесь и далее примеч. авт.

«Ручка» и «карандаш» ( англ .).

Простите? Я не понял вашего вопроса (англ.) .

Извините… Я такой неуклюжий… Мне нет прощения… Хренову кучу толстушек… ( англ .)

Голяк – веник на военно-морском сленге. Машка – щетка для натирки полов ( военно-морской сленг ).

Мидель-шпангоут – поперечное сечение корпуса судна, расположенное точно посредине его длины. Отсюда сленговое значение – поровну, все равно.

Балясина – ступень штормтрапа, шире – любые ступени любых трапов на корабле.

Нора – каюта, но только на сленге торгового флота. Нюанс – среди военнослужащих ВМФ каюту принято называть КАЮТОЙ из соображений своеобразного уважения к данному помещению.

Камяха – каменный краб на языке прибрежной шпаны.

О, спасибо! Я не могу… сам… ( англ .)

Это замечательно! ( англ .)

Под бархатными лапками острые клешни. Как бы не остаться без пальцев ( англ .).

О! Да… Вау! Вы говорите по-английски? Да? Это очень хорошо! Да, действительно! ( англ .)

И я так рад… А как у вас с русским? ( англ. )