Ольга Джанова - Мая

– Александра, прошу вас , приступайте. – профессор встал рядом . Сложил руки на груди и, выжидательно, уставился на меня. Ну, начнем, пожалуй. Я развернулась к телу и замерла на месте.

Прямо передо мной стоял Егоров Виталий Дмитриевич. В полный рост. Как живой. Но, конечно, не живой. Его дух. На этот раз фантом был не очень четкий, образ сильно размыт. Он шевелил губами, силясь что-то сказать. Я не могла расслышать что именно. Да и не пыталась, если честно. Единственное, о чем я думала в тот момент, почему именно сейчас, черт возьми!? Еще никогда я не проклинала свой дар настолько сильно.

– Александра? – голос донесся откуда-то издалека. Несколько раз повторили мое имя, но я не могла пошевелиться.

– Еремина! Вы будете продолжать или это все? – голос раздался под самым ухом, Я вздрогнула, приходя в себя и, тут же, осознала, что уже несколько минут стою как вкопанная, с выпученными глазами и открытым ртом, уставившись в одну точку. Представляю, как это выглядит со стороны.

– Да, простите, Иван Петрович. Я просто задумалась.

– Вы очень долго думаете. Наш дорогой друг скоро начнет плохо пахнуть, пока вы решитесь – профессор был очень недоволен. В данный момент решалась моя судьба. Надо взять себя в руки. Я отвела взгляд от духа и попыталась собраться.

Фантом так и стоял, не шелохнувшись, пока я делала свое дело. Смотрел на меня и беззвучно шевелил губами. Это безумно отвлекало. Я, то и дело, сбивалась, временами начиная заикаться. Один раз инструмент все-таки выпал из моих дрожащих рук.

Все это время профессор, молча, наблюдал за моими неловкими манипуляциям, при этом, не переставая недовольно хмуриться. Каждую секунду я с замиранием сердца ждала, когда же у него кончится терпение, и он меня остановит. Но учитель молчал.

Так или иначе, я довела дело до конца. Положив последний инструмент и вымыв руки, я осталась стоять на месте, ожидая вердикта. Савельев, помолчав минуту, произнес.

– Хорошо, Александра, можете идти на свое место.

На негнувшихся ногах я прошла на место. И только когда села, смогла, наконец, выдохнуть. Только теперь я почувствовала, что мое сердце вновь забилось. От чего скончался несчастный Егоров, я знала точно. Дальше все зависело от того, как убедительна я была. Оглядевшись, поняла, что призрака нигде нет. Очень мило, Виталий Дмитриевич, с вашей стороны явиться исключительно для того, чтобы испортить мне экзамен.

Ждать результатов всегда очень волнительно. Момент, когда ты сделал все, что мог, все, что от тебя зависит и теперь тебе остается только бездействовать, просто сводит с ума.

На следующий день после экзамена мы сидели в той же аудитории в ожидании оценок. Профессор, в свойственной ему манере, зашел в кабинет ровно в 9.00 и ни минутой позже или раньше. Как обычно безупречно одет и крайне серьезен. Без лишних церемоний бросил увесистую кипу тетрадей на свой стол, так, что звук разлетелся по всему залу, некоторые из нас вздрогнули. Потом Савельев тяжело опустился на свой стул, сложил руки на животе и принялся медленно обводить нас взглядом. Вид у него был крайне недовольный.

– Видимо, дела наши совсем плохи. – Юлька нервно грызла ногти. Я была согласна. Тяжело вздохнув, профессор заговорил. Медленно и размеренно, признак -раздраженности.

– Я очень огорчен. Настолько отвратительного результата от вас я не ожидал. Особенно меня разочаровали некоторые студенты, которые в течение всей учебы подавали неплохие надежды. Я говорю про вас, Пронина.

Юлька, испугано, вздрогнула. В самом деле, учится она блестяще. Наука дается ей очень легко. Даже зубрить не приходится, все схватывает на лету. В отличие от меня. Я даже не сомневалась, что и в этот раз подруга справится без труда.

– Вы справились хорошо, лучше многих, но хуже, чем могли бы. Скверно, очень скверно, Юлия. Возьмите свою работу и раздайте остальным.

Подруга, бледная, с мокрыми от наступающих слез глазами, послушно разнесла тетради по аудитории и села на место. Свою не стала даже открывать. Тупо уставилась в стол и не двигалась. Отличница, она всегда получала только отличные оценки, а от преподавателей слышала исключительно похвалу. Каким же ударом должно быть для нее стал сегодняшний день.

А вот я смотрела на свою работу, как завороженная. Как на бомбу замедленного действия. Страшно было даже прикасаться к ней. Дрожащими руками я, все-таки, открыла тетрадь. Быстро перелистав на последнюю страницу, я замерла в абсолютном ступоре. « Двойка»!? Как не готовилась к этому, готова совсем не оказалась. Почему двойка? Как такое может быть? Я точно знаю, что все написала правильно, диагноз верный. Я начала листать заново, но уже тщательно всматриваясь. На каждой странице было огромное множество красных пометок. Замечаний и исправлений. Вчиталась и меня взяла злость – да он просто придрался ко мне! Все исправления не имеют совершенно никакого смысла. Ошибки, которые не играют никакой роли для окончательного результата. Вроде неправильно написанного названия медицинского инструмента или неверно расставленных запятых. Что за бред!? Я, конечно, подозревала, что профессор меня недолюбливает. Он всегда говорит, что медицина не мое. Но чтобы так откровенно заваливать, да еще и на последнем экзамене.