Таисия Цой - Вселенные. Сборник рассказов

– И я их полностью поддерживаю… – мстительно подумала она.

По ночам на этом вересковом поле, что над морской Пустошью, ни слова не д о лжно прорасти вслух.

По ночам на этом вересковом поле собираются те, кому и не нужно разговаривать словами.

Пустошь любит красивые звуки. И если ей понравится твой голос, она заберёт его у тебя навсегда. А ночью на этом самом вересковом поле можно будет с обрыва услышать, как далеко внизу раздаётся протяжный стон, полный тоски и боли. Твой стон.

Он сладко потянулся. Она медленно приоткрыла мир своим глазам. Обернулась. Ну, точно, вот он, весь во всей свой белоснежной красе. Зубы, обнажённые в наглой улыбке, аж светятся. Так и дала бы ему в эти зубы, тролли его побери.

– Зачем пришёл?! – она нахмурила брови, сложив руки на груди.

– Ой, вот не надо только тут делать вид, что ты меня не ждала!

– Я непросто тебя НЕ жду. Я каждый вечер молю всех фейри Пограничья, чтобы тебя боглы прибрали!

– Я тебе нравлюсь. Однозначно, – и подмигнул. Ей! Подмигнул! Каков чёртов нахал! Да она его двумя щелчками пальцев может Пустоши подарить! Ведьма она, Вересковая, в конце концов, или нет?!

– Да куда тебе. Ты и за десять щелчков меня с места не сдвинешь, – зевнул он, демонстрируя показную скуку.

– Ну, ладно, не за два… – вечно она забывала, что на поле лучше свои мысли держать совсем-совсем при себе. И не думать их никак…

– Ну, так что на этот раз? – изогнул он бровь.

– Мальчик.

– Мальчик?! Вкусный был? – он залился хохотом в громовом рокоте рыка.

– Идиот! Я не ем детей!

– Ах да, у тебя пожизненная медовая диета… – Волв сочувственно выпустил чёрные когти в мягкую почву.

– Волвик, закрой рот. Оттуда тянет трупным ядом.

– Ну и что?! Ты вот только мёдом питаешься, а всё равно ядовитая как мышьяк.

– Да имп тебе под хвост! – Ю ва безмолвно сплюнула в его сторону.

– И тебе не болеть! – Волв снова растянул чёрные губы в наглой улыбке. – Так что за мальчик?

– Мальчик… Он приходит ко мне… Каждое утро садится на этот обрыв. Смотрит вдаль и не видит солнца. Не видит неба. Не слышит морской Пустоши.

– Он глухой и немой одновременно?!

– Дурак ты, Волвик. Он – несчастный. Он никому не нужен, ни своим, ни чужим. Знаешь, когда Пустошь воет зимними ночами не так страшно, как тогда, когда он молчит…

***

Она была нежна, как светлый рассвет,

Но глаза были неподвижны и холодны.

Вдали от всех времён, как проводы души,

Одиночество звучало в тихой песне.

***

– Хммм… И как ты хочешь ему помочь? – во взгляде перевёртыша впервые мелькнул неподдельный интерес.

– Я не знаю… – опустила она глаза в лиловое цветочное поле. – Я совсем не знаю…

– Да брось, Ювушка, ты же Вересковая ведьма! Ты же всем помогаешь!

– Волв, я… Я и правда не знаю. Это же ребёнок, ему же ещё и шести нет. А у него внутри горя больше, чем голосов у Пустоши…

– Юва. Послушай, – Волв заговорил в её голове вдруг серьёзно и тихо, без тени шутовства. – Иногда выход выглядит не совсем как выход, понимаешь? Я имею ввиду, что выход может быть совсем не таким, каким ты, или кто ещё с такой же дурацкой доброй душой, его видишь. Просто… Да блин! Как с тобой тяжело, Юва! Боггарт тебя разбери на бусинки! В общем. Ты всё сможешь, только не бойся. Я уверен, ты сделаешь всё правильно…

***

Песня затихла в полёте ночного ветра,

Певица замолчала,

Лишь слеза, пролитая молча,

Говорила о том, о чём она хотела спеть.

Девушка была так растрогана,

Что сказала: «Не молчите,

Я не знаю почему,

Но ваша песня трогает меня!»

***

Маленький мальчик, лет пяти-шести, сидел на обрыве верескового поля. Свесив босые ножки в прохладу осенней Пустоши, он смотрел вдаль. Глаза его, обречённые белёсой пеленой от рождения не видели тварного мира. Он с первых дней жил в том мире, который построил для себя на ощупь. А это место, куда приходил каждое утро, он видел на запах. Запах тёплого верескового мёда. Запах справедливого моря. Море, оно ведь не человек, оно всегда справедливо. Даже когда жест о ко.

***

Певица подошла к ней,

В её взгляде, казалось, была робкая надежда.

Она нерешительно взяла девушку за руку –

Теперь пути назад не было.

Она запела песню для неё одной,