Яролика молча подошла к подруге, присела рядом с ней и обняла, прижав ее голову к своей груди. Она не знала, что сказать, да и что можно было сказать, когда ее саму разрывало на части. За что? Почему? Что мы все сделали? Что сделали мама с папой, чтобы закончить вот так? Они должны были жить долго и умереть в глубокой старости, окруженные детьми и внуками! Что сделал малыш Златко, который и жить-то толком не начал? А все остальные?
– Ненавижу, – наконец прошептала Яролика, – как же я их ненавижу, всех этих лживых, жестоких, этих нелюдей. Будь они прокляты все… – она упрямо смахнула слезы с лица. – Горенька, не надо. Вставай. Мы их оплачем, обязательно. А сейчас надо уходить.
– Я не могу,– выдавила наконец Горислава, – не могу. Иди. Я останусь здесь. Я не могу идти дальше.
Яролика погладила ее по волосам, взяла за плечи и заставила поднять голову.
– Горя, они бы не хотели, чтобы ты сдавалась. Они бы хотели, чтобы мы ушли. Они ведь и в самом деле этого хотели. Они нас спасли. И теперь мы должны идти. И жить ради всех них. Ты сможешь, ты сильная, ну давай!
– Никакая я не сильная! – билась в истерике Горислава. – Я только женщина, обычная слабая женщина, это не по мне! Я не могу этого вынести! Как мне жить после такого? Как мы сможем жить после такого?
– Ну тише, тише, – Яролика прижала подругу к себе и начала укачивать как ребенка. Из ее глаз тоже текли слезы. – Мы сможем. Мы вместе и все сможем. Мы сможем выжить и сможем жить. Ради них.
Она укачивала рыдающую Гориславу и шептала слова утешения, стараясь успокоить не только подругу, но и себя. Потому что в голове у Яролики сейчас не было ничего, кроме желания упасть на снег и разрыдаться. И плакать до тех пор, пока она здесь не замерзнет насмерть. Тогда она, может быть, встретится с семьей. Но она была не одна, и отец учил ее не сдаваться. Яролика не могла предать его даже так, в малом.
– У нас все получится, Горя. Да мы просто слабые женщины, но мы все сможем. Мы ведь не просто женщины, а ведуньи. Вот, – она покопавшись в сумке, достала пузырек, – выпей немного, это поможет успокоиться.
– Ты ведунья, а я ведьма. У тебя, может, и дар, а у меня проклятие, – хмуро произнесла Горислава, все больше успокаиваясь с каждым глотком жидкости из пузырька, – мне бы уж лучше ничем не обладать.
– И ты ведунья, а я тоже ведьма, – со слезами на глазах ответила Яролика. – Ведьмой тоже быть почетно. Это церковники это слово испоганили. У нас обеих дар. Помнишь, как твой папа и моя бабушка говорили. Что это дар от богов, и надо его развивать. А у тебя хороший дар. Сирены людей могли успокаивать, счастье им дарить своим пением.
– Но я не могу! – Горислава встала и отряхнула снег с платья. – Я могу только разрушать. Так что ты полезна, а я нет. – Она вздохнула глубоко и отерла слезы. – Ладно, прости меня, дорогая. Тебе ведь так же тяжело, как и мне. Идем. Если повезет, завтра уже будем в Лигии.
– И ты будешь полезна, – убежденно сказала Яролика. – Ты бы знала, сколько я трав перепортила, пока училась. Бабушка смеялась, что моими снадобьями не лечить, а калечить только. Но ничего, со временем научилась. И ты научишься. Идем, – она тоже отряхнула подол, – для начала доберемся до Лигии, а там решим, что делать дальше.
Помогая друг другу, девушки тронулись в путь. Шли молча, лишь изредка перебрасываясь словами. А в лесу было тихо, будто все звери и птицы сопереживали их горю и не смели подать из-за этого голос.
Яролика занервничала.
– Горя, тебе не кажется, что уж очень тихо.
Горислава, не так хорошо чувствовавшая лес, как ее подруга, пожала плечами:
– Зимой всегда меньше птичьего гомона, правда? Да и звери не спешат встречаться с человеком.
– Да, но… – Яролика пугливо заозиралась. – Так тихо быть не должно, хоть что-то… Слушай, я попробую к деревьям прислушаться. Помнишь, у меня несколько раз получалось. – Не дожидаясь ответа, она подошла к большому дубу, сняла варежку и помедлив приложила руку к стволу дерева.
Горислава остановилась, скинула тяжелый заплечный мешок и расправила плечи. Тревога подруги передалась и ей. Она с подозрением осмотрелась, но вокруг было пусто.
– Ну что там? Ты что-нибудь слышишь? – спросила она у Яролики, понизив голос.
Яролика стояла зажмурившись и только чуть водила носом, словно принюхиваясь к чему-то. Она никак не могла сосредоточиться: едва она закрыла глаза, как на нее нахлынули другие образы – образы их мертвой деревни. В голове прозвучал голос бабушки: «Яролика, не отвлекайся, это просто, это у тебя в крови». Девушка досадливо поморщилась и, следуя бабушкиным указаниям, постаралась сосредоточиться на ощущениях у себя в ладони, там, где ее рука касалась коры дубы. Внезапно она ахнула и резко отняла руку.
Читать дальше