Федор Метлицкий - Безлюдная земля на рассвете

Почему я не любил такое самодовольство, живущее одной блаженной стороной жизни? Закрывавшее глаза и уши, когда проходит мимо несчастья.

Может быть, я аскет, видел в нашей стране лишь недостатки, а на Западе, как попрекал Михеев, нормальную жизнь? Или во мне давно исчезло чувство бездумной радости, перестал видеть оптимистическое будущее для страны и мира?

____

На этот раз никто не посмеивался над Михеевым. Наверно, если женщины и остались, то совсем другие. Без косметики – где ее возьмешь? – они, наверно, стали естественно белесыми, и пропали искусственные изощренные попытки соблазнения. И секс теперь будет простым и естественным, – наслаждением, но оно будет осознанным, будет присутствовать догадка, для чего этим наделила природа, в чем смысл этого занятия. Так было в древнем Риме, и в Средние века, когда женились, чтобы иметь детей, человек без ребенка был подозрителен.

Потеряв человечество, мы, одинокая кучка оставшихся людей, по-прежнему жили во дворце, только по ночам спали в отдельных кельях, слушая глухой шум леса.

Провели много времени в размышлениях и спорах, по вечерам колеблясь вокруг коптилки из смоляной щепки, что делать дальше.

Мы все-таки ощущали что-то совершенно новое, что манило еще небывалым существованием. Как будто высадились робинзонами на необитаемый остров, и предстояло прожить новую жизнь. Хотелось воображать, что мы стоим перед сияющей бездной совершенно новой эпохи возрождения необычной цивилизации, причем вооруженные всеми новейшими достижениями науки, морали и нравственности запятнанной старой цивилизации. Но отнюдь не техники.

Впереди возникало столько необозримых дел, что мысли о близких уходили куда-то в сторону, хотя останутся безысходной болью навсегда.

Все исходит из внутренней потребности и необходимости, – производить продукты для еды или духовную пищу, изучать ли язык, чтобы поехать в другую страну. Первое, что пришло нам, даже не в голову, а в самое голодное нутро, была мысль наесться, обустроить все вокруг себя так, чтобы просто жить, а не думать о бессмысленности существования и смерти. Особенно оживленным был Михеев.

– Везде можно жить, даже вниз головой. Первое: надо тщательно обследовать город. От обильного прошлого осталось много всяческого добра. Это надо собрать и поделить.

Марк зло сказал:

– И что дальше? Сидеть и жрать, глядя друг на друга?

Предложение Михеева навело на прежние мысли о тупике существования.

Жизнь приходила «в норму». Наш «космический» клан мечтал переселиться из захваченного холодного дворца в землянки, а приблудившиеся к нам доходяги окапывались в землянках за городом, – так было удобнее и проще жить. Легче отапливать и освещать землянку, чем дворец. Воду мы брали из убранной в трубу подземной речки у кремля. Взяли себе за правило – не опускаться до дикарей, бриться ежедневно, для чего у нас были отточенные, как бритва, ножи.

Нужно было что-то предпринимать дальше.

Мы шатались по городу, заглядывали в здания с офисами исчезнувших бизнесменов, магазинами, аптеками, официальными учреждениями, – они были пусты и покрывались лианами.

Наши технари, члены экипажа космического корабля вместе с Майком, развившим бурную деятельность, подъехали на вездеходе к телецентру, к главной телебашне. В большом квадратном здании внизу, в редакционных кабинетах, как и везде, было пусто.

Начали разбираться в связи, энергии не было. Полное отключение от цифрового, даже аналогового вещания. Звонили по работающему телефонному устройству в неведомые узлы связи, призывая связистов. И – на звонки откликнулись! Оказалось, некоторые живы!

Уговаривать не пришлось, некоторые появились. Оказывается, и в крупных городах провинции телефонные станции были живы и могли заработать снова, оставалось только собрать специалистов, кто остался.

Так началась эпопея налаживания связи с оставшимся на земле населением. Мы посылали сигналы в пустынную глубину неизвестности.

Сохранилось ли в мире какое-нибудь живое движение? Мы обследовали проплешины в лесу, где могли быть землянки, заселенные пещеры, откуда мог появиться дымок. Иногда встречали одиночек и уцелевшие семьи, приглашали в наш клан. Михеев особенно приглядывался к белесым не накрашенным девушкам. Он радовался, что сейчас им пригодится и старик, которого раньше сторонились и не замечали.