Сергей Скурихин - Копейка. Заверть

Спальное место для Саши я определил на кухне и выделил ему надувной матрас. Наверное, это выглядело не очень гостеприимно, но терпеть «ультразвук», издаваемый им во время сна, было выше моих сил. В ночь перед «прыжком» мы, как правило, не спали. А ложиться спать заранее в нашей звукопроницаемой многоэтажке не имело толку. Поэтому отсыпались мы уже по возвращении с Травы.

Саше я тоже купил складной велосипед, чем наверное сильно подправил региональную статистику продаж данных товаров в зимний период. Выезжали мы из города всегда засветло, потому что большая часть пути до наших РММ проходила по второстепенной дороге, на которую нужно было съезжать с трассы. После развала колхоза эта узкая дорога перестала освещаться, а электрические провода между фонарными столбами были давно срезаны. Изредка снег с дороги счищал в один проход неизвестный нам тракторист-энтузиаст. Мотивы, которые двигали этим человеком, оставались нам неведомы, но мы были ему заочно благодарны за эту неоценимую помощь!

Мы добирались к мастерским до темноты и первым делом занимались отоплением бокса. Я растапливал буржуйку, а Саша шёл доламывать многострадальный забор. Заготавливали мы дрова всегда с запасом, и к следующему «прыжку» очередная партия досок успевала в боксе подсохнуть. За боксами мы нашли ещё две металлические бочки с проржавевшими стенками и днищами. Их мы разместили в двух метрах от капота машины и прямо в них разводили костры. Вскоре наша походная одежда была вся пропитана дымом, но мы уже сами настолько привыкли к этому запаху, что перестали его замечать. Это были мелкие издержки для решения главной задачи: не допустить выхода из строя энергосистемы «копейки» под воздействием низких температур. На время «прыжка» мы в бочки подкидывали дрова, и после возвращения с Травы топили ещё пять-шесть часов до нашего отъезда в город.

А в городе нас, похоже, принимали за странных эко-отшельников, которые всё никак не могут полностью оторваться от благ цивилизации и вынуждены периодически возвращаться к месту прописки. Наш внешний вид, не говоря уже о запахе, прозрачно намекал на маргинальность, поэтому сограждане общения с нами не искали, а наоборот, избегали его. Мы, в свою очередь, стояли на тех же позициях и вели себя тихо и пристойно. Так нам удалось какое-то время находиться в равновесии с социумом.

В одну из ночей перед «прыжком» мы сидели в закутке бокса, уже хорошо прогретом на тот момент. Двери у закутка не было, но я был этому только рад, ведь больше тепла доставалось батареям «копейки». В пустой дверной проём были видны причудливые блики на полу и стенах, которые оставляло пламя сквозь коррозийные дыры в бочках. И я не смог тогда удержаться от вопроса, хотя понимал, что после недавней утраты для Саши это будут особенно тяжелые воспоминания. Но я всё же спросил про тот день, когда он ребёнком потерялся на Траве.

Как ни странно, но никаких истерик с Сашей не случилось. Наоборот, он обстоятельно стал отвечать на мой основной вопрос и все дополнительные, последовавшие за ним. Для этого ему пришлось исписать и изрисовать половину своей походной тетрадки. Я светил ему лучиной, и под её неровное мерцание передо мной снова разыгралась эта драма. Правда, смотрел я на неё глазами уже другого очевидца!

Минус 2

Из коротких предложений, рисунков и пиктограмм я пусть не сразу, но сложил в голове картину произошедшего.

В ту злосчастную ночь они находились на пологом склоне позади машины, где каменистые бугры-наросты встречались крайне редко. Расстояние между Сашей и Евгением Петровичем было не более пятидесяти метров, когда начался ливень. Стена из воды мгновенно лишила Сашу возможности ориентироваться в пространстве, а первый порыв ветра сразу же сбил его с ног. Саша упал на землю, которая стала быстро превращаться в жидкую грязь. Распластавшись в этой жиже, Саша делал неоднократные попытки встать на ноги, но каждый раз оскальзывался и падал вновь. Его детские крики тонули в шуме воды и ветра. Взрослый Евгений Петрович, скорее всего, устоял под первым натиском стихии, но тоже потерял ориентацию и застревал ногами в вязкой грязи. А Саша, барахтаясь рядом, постепенно двигался вниз по пологому склону. Он не увяз, потому что всё его лёгкое тело стало площадью контакта с поверхностью.

Саша руками и ногами пытался найти опору для себя: вырывал пучки травы, сломал и потерял свою линейку, которой как колышком пытался затормозить. Но увы, своей борьбой за жизнь он только отдалялся от Евгения Петровича, оставшегося выше по склону. А грязевой поток, набирая силу, упорно тащил Сашу вниз. Если бы на пути этого селя встретился хоть один бугор, а Саше хватило бы сил на нём удержаться, то после ливня они бы с Евгением Петровичем нашли друг друга. Но Саше в этом не повезло, а повезло в другом. Поток вынес его в ложбину, которая стала к тому времени руслом мутной реки. Гребя по-собачьи, Саша пытался держаться у крутого склона в надежде ухватиться за какой-нибудь выступ и не утонуть, а течение медленно несло его тело вдоль уреза воды. Наконец, теряя последние силы и остатки сознания, Саша провалился в чёрный колодец. Это датчики входной двери Бункера автоматически сработали на открывание, распознав антропоморфный объект в зоне своего покрытия.