Михаил Форр - Многое навсегда

Когда же это случилось? Старческая память порой с трудом возвращала его назад, а вот иное прозрение с абсолютной легкостью бросало его в будущие века. Но не желал он сегодня двигаться вперед. «Назад, назад, назад!» – пела его душа, но предатели-воспоминания ускользали вновь.

Мелькали и пропадали образы. Память пытала сама себя и не могла сразу сыскать нужное. Шла шагами, скакала как лягушка или даже, скорее, как какой-то кузнечик – вперед, назад, с былинки на ветку, с колоска на цветок. То присядет, то сорвется, то снова уцепится. Иногда не к месту и не вовремя.

Вот вдалеке, средь контуров из запасников того самого прежнего времени возник нынче черным силуэтом и игумен Насарий. Не договорили с ним они тогда на Валааме, не стал святой отец слушать эту заблудшую душу про голоса угодные и образы грядущего. Воздвигал-возрождал он тогда обитель островную в преддверии посещения ее самим владыкой, но на подвиг в пустыне тогда еще юного клирика благословил. Вот с его крестного знамения и начал Даданий свое шествие во имя веры.

Исчез Насарий, другой приблизился. Кто – сразу не разобрать. Сколько же лет прошло тогда с момента, как ступил он на этот свой отшельнический путь? Какой же это был год, когда вышел он к рекам Солонице и Волге, где на их стыке и приняли его сызнова в обитель монастырскую? Странно спрашивать самого себя о таких знаменательных датах. А ведь изменил сей факт всю его тишайшую монашескую жизнь. А уж коли такие дислокации обозначились, значит, что перед ним сам добрейший и приветливый епископ Павел. Тот, что и сдал его тогда за «записки о грядущем» губернатору. Именно в тот момент мирской голова и произнес что-то совсем простое. Но вот что?

– Да, как же это он молвил-то? – старец никак не мог припомнить и нанизать нужные буквы в слова и вдруг процитировал совсем точно, но как-то почти не своим голосом: «Негоже было такие имена в чьих-либо видениях даже начинать представлять.

А если уж и случилось, то как можно посметь узреть их величеств возможную кончину в воображаемом – это ли не посягательство на жизнь венценосных особ в осязаемом?» И отправил монаха по этапу в Санкт-Петербург для разбирательств. Нужно признаться, был монах в городе Петровом тогда впервые. Столица времен блистательной Екатерины II, несмотря на неудобства тюремного транспорта для подобной экскурсии, Даданию пришлась вполне по душе.

Впрочем, излишне коротким было его здешнее пребывание. Как и само заключение. Впервые познакомившись с милостью государыни, легко отменившей прозорливому безумцу лютую казнь, отправился строптивый ясновидец по ее же воле на пожизненное пребывание в крепость Шлиссельбург. Играючи начиналась ссылка, как спор на «чет-нечет»: «Посмотрим, кто кого переживет». О чем арестанту и передали.

Прочитала, значит, веселая царица про участь собственную и такую скорую кончину. И ставку свою уже сделала. Но гандикап 3 3 Фора в состязаниях (синоним). здесь был не у того, кто предполагал, а у тех, кто ведал. Впрочем, именно тогда случилась с Даданием очередная «темнота» – не было для него ни голосов, ни картин.

Не мог он опять знать, что впереди. Может, и хворь ждет, а может, и эшафот – вдруг всемилостивейшая опять записки перечитает и осерчать вздумает. Впрочем, мотнул головой, отогнал сейчас от себя эти страшные годы старец и вознамерился вернуться к тому, кого давным-давно звал.

– Глаша моя, Глаша, – отнюдь не сентиментально, а как-то абсолютно твердо повторил про себя монах. И, наконец, столь долго не находимый им образ потерянной навеки суженой возник в его мыслях, совсем как наяву. Только слепящее мозг старика внутреннее свечение вокруг головы и тонкого изящного стана женщины говорило об иллюзорности происходящего.

– Глашенька, люба моя, вот и свиделись опять. Спасибо, Господи, – в очередной раз повторил старик, правда уже совсем легко: – Спаси, Господи, твою и мою душу, скоро уж насмотримся воочию друг на друга…

И как заклинание, как драгоценную мысль, звучащую однозначным философским итогом, произнес: – Так возсияти любы 4 4 Так взойдет любовь (перевод с церковнославянского). …

Многие знавшие Проводника друзья ошибались, хоть на мгновение представив, что обычного человеческого имени он совсем не имел. Уж таковы судьбы больших и закрытых молодежных и не очень компаний – нет смысла и не принято, после того как тебе назвали чье-то дежурное и понятное для всех прозвище, произносить: