Михаил Форр - Многое навсегда

Вот и сегодня солнце жарило как никогда, а количество полотенец и прочих подстилок на траве можно было пересчитать по пальцам двух рук. Впрочем, может быть, отдыхающие терялись в высоких зарослях?

Внезапно сопровождающая собачонка остановилось, как вкопанная. Она просто молча пялилась куда-то и не желала двигаться по тропинке дальше. «Видимо цель экскурсии уже достигнута», – горько и иронично подумала медленно приходящая в себя Карина.

Она могла уже как-то элементарно рассуждать, но вот столь необходимые для жизни душевные силы растеклись и никак не собирались, как однажды разбитый градусник. Карина наконец прочувствовала, что из-за переживаний ухудшилось даже зрение – окружающая действительность расплывалась и никак не желала фокусироваться. Как же она вообще сюда дошла?

Как сороконожке не следовало думать, с какой ноги шагать, так и мысль о внезапно свалившейся близорукости привела к тому, что женщина оступилась и чуть не упала. Сделав шаг в сторону, Карина все-таки потеряла равновесие и всем телом фактически провалилась в соседние с ней и довольно колючие кусты. Впрочем, ветки растения были не очень толстыми и гнулись как лианы. Вот так запросто пропустили ее вперед и вновь сомкнулись у нее за спиной.

На открывшемся крохотном пятачке внутри окружающей ее со всех сторон живой изгороди женщина вдруг испытала какой-то страх. Видела она все так же плохо, а, точнее сказать, на контрасте от яркого солнца к полумраку и того хуже. Очутившись из-за падения на коленях, Карина попыталась подняться, опираясь на окружающие предметы. И вдруг она явно почувствовала, что ее рука внезапно наткнулась на что-то живое…

В ужасе женщина отпрянула, а потерянное зрение вернулось к ней также врасплох, как и исчезло еще недавно из-за более раннего шока. Лучше бы она все так же не видела, но именно теперь глаза не подводили ее перед самым новым безумием.

Ближе чем в шаге с рваной раной на голове, залитый кровью и с неестественно подвернутыми под себя руками лежал на спине ее собственный муж. Совсем неожиданно он приоткрыл глаза и простонал…

Снова смогла что-то воспринимать, когда была уже в «скорой». К этому сроку Алексей вновь потерял сознание. Контузия была крайне тяжелой, врачи ничего не гарантировали. Степень внутренних повреждений была понятна еще раньше. Карина ведь не успела ничего спросить – так быстро он опять отключился, видимо, так и не узнав даже жену.

Пока санитарная машина разрывала город квакающими звуками сирены, женщина старалась собрать по кусочкам события сегодняшнего дня. Но разве может простой человеческий мозг, даже женский с двумя работающими полушариями одновременно, вместить в себя все нынешние происшествия.

А последнее событие не просто не укладывалось в ее матрицу – сокрушало весь предыдущий жизненный опыт в пух и прах. Карину то колотило крупной дрожью до хорошо заметных критических вибраций, то кидало в безучастный ступор на грани полного оцепенения и апатии.

Однако, как это ни странно звучит, последней каплей самого нелепого, что она за сегодня обнаружила, и стала та самая сложенная вчетверо записка, которую она нашла в левой руке Алеши. В девяностые, когда христианские миссионеры разных направлений приезжали в Россию со всех концов света, она уже встречала вот такие тонкие листы в недорогих карманных изданиях Библии с клеенчатыми обложками.

Мелкий шрифт догматического текста покрывал ровными рядами обе стороны бумаги. На четной стороне этой страницы ядовито-желтым маркером были помечены моментально и странно врезавшиеся в Каринину память строки: «Страха нѣсть въ любви, но совершенна любы вонъ изгоняетъ страхъ, яко страхъ муку имать: бояйся же не совершися въ любви» 12 12 «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви». Иоанн Богослов. Глава 4 (перевод с церковно-славянского). .

Оставалось очень терпеливо считать каждую минуту. Операция длилась уже более часа. В коридоре сидели такие же, как она – чающие чуда. Ждали счастливых исходов, ведь параллельно спасали пострадавших сразу в нескольких операционных.

В телевизоре на стене мелькали кадры новостей. Звука не было, но подписи и бегущие строки компенсировали этот аудиовакуум. Впрочем, желающих старательно внимать последним известиям не было. Здесь смотрели на экран как на нелепую, но порой необходимою возможность хоть на минуту отвлечься от собственных тяжелых мыслей.