Анна Пейчева - Кот и эспрессо

Лиза остановилась так резко, как будто с размаху налетела на каменную стену.

– Филипп Петрович! – Лиза в ажитации схватила шефа Седьмого отделения за кашемировый рукав. – Там, на экране! Это моя Пусятина, клянусь всеми макролидами и их тетушкой!

– Вы уверены, милая барышня? – повернулся он к ней. До двери, ведушей в домик-коробку, оставалось метров двадцать и человек двести. – Ошибиться никак нельзя. Не тот случай.

– Чтоб мою фотку на доску позора навеки прилепили, – побожилась Лиза.

– Куда-куда? – ошарашенно переспросил шеф.

– На доску позора. Ну как объяснить-то? Это такое моральное распятие плохого работника перед всем коллективом. Весьма неприятная процедурка.

– Мда, – сказал Филипп Петрович. – А почему бездельника нельзя просто уволить? Но отложим культурно-лингвистические лекции на потом. Судя по всему, глубокоуважаемый Пуссен остро нуждается в нашей помощи. Эх, гром и молния мне в усы! Вляпались мы с вами и вашим котиком, Елизавета Андреевна, вляпались, уж простите за просторечие.

– Куда вляпались? – не поняла Лиза.

– В котолическую Библию, сударыня, ни больше ни меньше, – тяжело вздохнул Филипп Петрович.

Как бы в подтверждение слов шефа, кошачья физиономия на экране начала переливаться разноцветными огнями, а затем вспыхнула ослепительным светом и разлетелась на тысячи пикселей роскошным фейерверком. Откуда-то с неба – или из установленных на здании динамиков – зазвучали фанфары, и в телевизоре возник человек, представительный до изумления. Судя по картинке, находился он на плоской крыше этого же домика. В свете прожекторов он казался языческим жрецом, сошедшим со страниц Хаггарда… или со сцены отеля «Белладжио» в Лас-Вегасе.

Дядя был облачен в светлый льняной балахон в пол (это в декабре-то!). Всю грудь и половину объемистого живота закрывало тяжелое золотое ожерелье, сплетенное из крошечных кошачьих мордочек. На голове у толстяка красовалось что-то вроде золотого же поварского колпака со стилизованным отпечатком кошачьей лапки.

В руке колоритный деятель держал посох, напоминавший дразнилку с перьями, только из драгоценностей.

Брови у него были сбриты, что производило пугающее впечатление; зато свои поросячьи глазки толстяк густо подвел черным, как это делали египетские жрецы в фильме «Астерикс и Обеликс», который Игорь пересматривал раз сто.

Толпа заволновалась, приятный мужчина рядом с Лизой стал выкрикивать: «Ня! Ня!».

– Что за… Это что ещё за пупырка папавериновая в балахоне? – потрясенно прошептала Лиза. – А в руке у него что за чудо с перьями?

– Мяурисио Второй, главный котолик в мире, – пояснил Филипп Петрович. – Будьте любезны, сударь, разрешите пройти, благодарю…

– Это ваш Папа Римский?!

– Ну что вы, милая барышня, не путайте к о толиков с христианами. – Старик усмехнулся в усы, будто Лиза особенно удачно пошутила. – Эти господа верят не в Иисуса, а в Усуса. В роли которого сегодня выступает ваша пушистая звезда.

– Дурость какая-то, – строго осудила адептов котолицизма Лиза. – Вот курятины безмозглые. А я все понять не могу, чего они так всполошились из-за моего Пуськи. А вот что, оказывается. Они его за божество приняли. Видели бы они, как она пельмени выпрашивает. Ничего божественного в этом кухонном спектакле нет. Ну разве не дурак ваш Мяурисио?

– Ну что вы, Елизавета Андреевна, – покачал седой головой Филипп Петрович. – За такие оскорбительные высказывания вы и за решетку можете угодить, милая сударыня. Мои коллеги из Второго отделения как раз на таких случаях нетерпимости и специализируются. Тюрьмы у нас, конечно, вполне комфортабельные, там и беспроводная Интерсеть имеется, но всё же…

– Мур-мур вашему дому, мышата! – энергично загремел толстяк из динамиков. Лиза не очень поняла, как попал туда его голос, но, может, в ожерелье был спрятан микрофон. В принципе, среди этого обилия золотых цацек можно было и целую студию звукозаписи уместить. – Возблагодарите Коспожу нашу, норушки мои! Сегодня свершилось чудо, которого мы ждали три тысячи лет, со времени почитания богини Бастет. Истинные котолики всегда верили, что рано или поздно к нам придет сын Бастет, Усус, готовый умереть за наши грехи не один, а девять раз подряд…

– Умереть? – тревожно сказала Лиза. – Так. Что-то мне это не нравится.

– …И здесь, в столице благословенной Российской империи, Усус явился своему народу! Ня, мышата!

– Ня! Ня! – забились в истерике солидные граждане. Филипп Петрович, продолжая протискиваться ко входу в здание, только крякнул.