Ольга Толстова - Другая химия

Он вновь покачал головой:

– Никогда раньше доказательства не доставались мне с такой лёгкостью. Удивительное дело вы мне поручили.

Здрановский посмотрел на меня: от взгляда тёмно-серых, уставших глаз у меня вдруг мурашки побежали по спине. Он что-то прочёл в тех бумагах и теперь ждал, ждал, что я сам признаюсь, расскажу ему то, что должен был.

Да вот только я по-прежнему не знал, что именно должен рассказать.

– Вы в самом деле не знаете этого человека? – спросил Здрановский, не сводя с меня взгляда, словно душу желал прочесть.

– Нет, – ответил я. А в горле пересохло, будто я врал.

Он выждал мгновение – и поверил мне. Вздохнул:

– Вам нужно прочесть то, что прочёл я. Ничего более странного мне ещё видеть не доводилось.

Эти бумаги Третьяков, должно быть, и не особо прятал: всё равно постороннему человеку они никаких особых тайн не раскрыли бы.

Здрановский выложил на письменный стол в кабинете Леонида двенадцать тощих папок с заметками. Во всех сверху лежало по краткой анкете, и очевидно становилось сразу, что речь в каждом случае шла о «растениях». Или почти в каждом – на трёх анкетах стояли большие знаки вопроса в правом верхнему углу. Помеченные вопросом папки были сколоты скрепками с другими тремя попарно, и получалось как будто, что речь шла о трёх парах и шести одиночках.

Никаких имён в анкетах не упоминалось, но каждая папка, всё же, была озаглавлена то ли псевдонимом, то ли прозвищем. Сведения приводились в анкетах скудные: кое-что из биографии, особенности проявления «чужого», выбранный вид деятельности. Ещё в папках лежали и листы с заметками, обрывками фраз, схемами.

– Он много думал об этом, – заключил Здрановский. – Это, очевидно, что-то вроде рабочих памяток. И я думаю, должны быть где-то более полные данные, так сказать, нормально оформленные. Но я в квартире доктора я их не нашёл, ни в каком виде.

Леонид машинально кивнул: он почти не слушал, перебирал папки и всё не мог поверить в то, что видит. Третьяков изучал этих людей – эти «растения», возможно, что и не один год. Вон, в анкетах стоят даты первых встреч, все разные, с самой старой десять лет уже прошло.

– Я почитал всё это, – детектив открыл блокнот, пролистал пару страниц, – кое-кого можно узнать легко, но таких меньше половины. Остальных нужно вычислять. Вот на эту гляньте.

Детектив подвинул Леониду папку; анкета в ней была озаглавлена «Поэт». Перелётов начал читать, и вскоре у него вырвалось сдавленное:

– Ох, Первый…

Здрановский бросил на него странный взгляд.

– Это я, – мертвенным голосом произнёс Леонид, – смотрите… вот…

Детектив кивнул сочувственно:

– Именно так я и подумал. Видите дату?

Леонид видел, конечно же. Несколько лет назад.

Несколько лет он знал Третьякова, встречался с ним. Проходил лечение?

У него как будто закружилась голова, он осторожно положил свою папку на стол, потом открыл ту, что была с нею сколота. Ничего там не нашлось, кроме анкеты: знак вопроса, псевдонима ещё нет, три непонятных значка и дата первой встречи, так, очевидно, и не состоявшейся. Ведь назначена она была через два дня после смерти Третьякова. Доктор только-только собирался приняться за это «растение» и не успел.

– Почему шестеро разобраны по парам? – спросил Леонид.

– Они связаны, – ответил детектив. – По всему выходит, что связаны. Я сравнил данные – совпадают даты, да и по некоторым признакам я сделал вывод, что это пары. В смысле отношений.

Леонид дёрнулся, поднял на него круглые глаза:

– Что? – спросил хрипло.

Здрановский вздохнул:

– Да, я вижу, вы не знаете, кто она… или, простите, он?

Не дождался ответа и продолжил:

– Можно предположить, что именно по этому поводу вы так много звонили Третьякову некоторое время назад.

– Можно, – тихо согласился Леонид.

Он бы хотел объяснить Здрановскому, что сейчас чувствует, но вряд ли бы смог: в его сердце извечное одиночество отгрызало свою когтистую лапу, и кто-то шёл по стеклу, оставляя кровавые следы, и «чужой» вздыхал и ворочался, а из его метафорических глаз текли слёзы. Всё, что он мог, это сжимать обе папки в руках, надеясь, что каким-то чудом зашифрованная в них память через линии на ладонях перетечёт обратно ему в голову.

– Это не единственная почти пустая папка, – Здрановский взял ещё две. – Вот тут одни намёки и лакуны, даже даты друг другу противоречат, я ничего не смог понять. Да и называется она «С.Т.М.», я даже не поручусь, что это инициалы, может быть что угодно. А в этой, – он раскрыл вторую, помеченную как «Тень», – даже не анкета, а три даты и вот…