Любовь Филимонова - Восьмой

Пятого все приветствовали, привстав и дотягиваясь до его локтя. Пятый, довольно энергичный плотный малый, с почти военной выправкой, одетый в белый китель и брюки, и в белой же пилотке, как у Махатмы Ганди, прошествовал к свободному креслу, возникшему радом с остальными.

Прозвучали еще две короткие мелодии – и два новых гостя присоединились к присутствующим. Второй и Четвертый чаще всего появлялись вместе, друг за другом, словно близнецы. Хотя они вовсе так не выглядели. Второй выглядел старше, круглолицый, в белой косоворотке до колен, украшенной синим узором вокруг шеи, в светлых в легкую полоску штанах. На его кучерявых волосах вместо головного убора было что-то вроде венка из колосков. Четвертый – худощавый, молодой, в белом смокинге с красным галстуком.

Один за другим пришли еще семеро.

Наконец, все 12 Советников были в сборе.

Очертания стен казались намного размытыми, наверно, из-за очень характерного молочного оттенка, – стены были словно подернуты дымкой. Белые полукруглые кресла, по мере прихода новых участников собрания, возникали перед каждым, будто сами по себе, ниоткуда.

Все советники расселись вокруг овального стола орехового цвета с графином, наполненным золотистым нектаром, Советники КБ – так их называли в Мирах, – негромко переговаривались, разливая нектар по стаканчикам, – когда графин касался их, стаканчики отвечали тонким хрустальным позваниванием.

Первый Советник взял серебряную ложечку и постучал по графину. Глубокий, тонкий, не очень громкий звук, прозвучал, однако, как глас небесный, прекратив разговоры и шум. Советники, откинувшись на спинки своих кресел, замерли. Воцарилась полная тишина. И эта тишина стала заполняться серебряной дымкой. Очертания фигур стали нечеткими. Очертания человеческих фигур словно растворялись на этом фоне в серебряной дымке, белая одежда людей почти сливалась с молочным цветом стен, и лишь яркие пятнышки отдельных деталей одежды, – красная бейсболка, алый галстук, разноцветная тюбетейка, – обозначали присутствующих здесь людей.

Двенадцать Советников замерли, погрузившись в медитацию.

Словно возникший ниоткуда серебряный туман, сгустился, превратившись в почти невидимый глазу кокон, окутавший каждого из присутствующих. И постепенно эти серебристые коконы вокруг каждого – слились, образуя один большой серебряный шар, захватывающий всех них. Казалось, возникло новое существо, и у него было двенадцать сердец. И сердца эти бились в одном ритме. (Или это был ритм сердца Вселенной? Кто знает?).

Затем это серебряное поле стало медленно неотступно расширяться, сделавшись огромным и почти прозрачным. Пока совсем не растворилось в окружающем пространстве.

Долго ли это продолжалось?

Зависит от того, что понимать под временем. Всегда ли и везде ли понятие «время» имеет одинаковый смысл?

А здесь как раз и было то самое место, где со смыслами работали напрямую, порой меняя их, по мере необходимости.

* * *

Постепенно, один за другим открывая глаза, они возвращались, словно материализуясь заново и постепенно начиная осознавать и это помещение, и этот настоящий момент своего существования.

Первый Советник бесшумно поднялся, подошел к стене, включил дневной свет. И словно солнышко заглянуло в окошко. Только не видно было поблизости ни солнышка, ни окошка. Вокруг был только один этот золотистый свет.

Трудно было понять – то ли сам свет создавал это впечатление как бы издалека звучащей мелодии, либо вместе со светом включилась и тихая музыка. Еле слышные перезвоны далеких колокольчиков, переходящих в шум легких волн, позванивавших отдельными золотыми песчинками или пересыпающимися мелкими осколками ракушек.

На столе перед сидящими стоял графинчик, уже на этот раз с напитком гранатового цвета. Советники зашевелились, задвигались, стали наполнять стаканчики гранатовым нектаром.

– Что там с нашей экспедицией? Она уже полностью укомплектована? – спросил Шестой, подтягивая синий кушак на своем белом кимоно.

– Да, почти, – ребята уже начали тренировки, – ответил Первый.

– А что говорит тасторона? – спросил двенадцатый с нажимом, снимая с головы белый тюрбан и обмахиваясь им как веером.

– Тамссылаются на очередную, прокатившуюся по многим странам очередную проблему, – перестал расти хлеб и, соответственно, пропали воробьи, – и из-за этого – кризис, частые смены правительств, изменения границ… и всё прочее, что из этого вытекает… – сказал Первый. – Так что им не до какого-то там отдельно взятого пропавшего человека.