И Горихвост достал из сумы, с которой не расставался, рваный Лутохин пояс. Курдюм брезгливо взял его в руки, внимательно осмотрел и даже понюхал для верности.
– Так выходит, Лутоха и есть тать? – недоверчиво спросил он.
– А кто же еще? Все улики на нем сходятся, – убежденно проговорил Горихвост. – И время было у него, и возможность. Пятуня сказал, будто он ненавидел волхвов, за то якобы, что они плохо служили богам, отчего те и ушли.
– Верно, – осторожно подтвердил мельник. – Он на этой почве и сбрендил. Все знают, что юродивый спит и видит, как бы вернуть ушлых божков. На кой ляд они ему сдались – только шут знает. Может, надеется, что они его наградят? Воропай мне телегу ржи привез на обмолот – я так забегался, что до сих пор за нее не принимался. Так вот, он болтал, что Лутохе в тот вечер не раз предлагали вина, а он по привычке отнекивался. Но перед уходом спустил выигрыш на целый мех дорогой иноземной романеи, хотя ее только князь да бояре позволяют себе попивать. И еще купил большую корзину белых калачей. А кого ими кормить? Ведь он один-одинешенек – ни кола, ни двора. Собирался, будто на пир, и ведь сам ни глотка ни сделал – все с собой утащил. Может, бесов хотел подкормить? Без бесовства тут не обошлось – так все мужики говорят.
– А долго ли еще игроки сидели после его ухода? – осведомился Горихвост.
– Часа два, может, два с половиной, – вращая глазами, выдал Курдюм. – До тех пор, пока в стельку не налакались.
– Игроки вышли в третьем часу, – начал соображать Горихвост. – Лутоха ушел за два с лишком часа до этого. Пятуня видел, как перед избой Дедослава бродит какой-то призрак, но ему в таком сильном подпитии кто угодно мог призраком показаться. Мучать деда начали после трех, а к пяти он был уже мертв. Что делал все это время Лутоха? И самое главное: куда он после убийства пропал?
– А вот и не пропал! – с торжеством заявил Курдюм.
– Почему не пропал?
– Я его нонеча видел.
– Где?
– Не скажу!
– Не морочь мне голову!
– Это ты меня тут морочишь. Мне давно домой пора, а ты меня не пускаешь. Посмотри – сумерки уж сгустились. Темнота – хоть глаз выколи.
– Курдюмчик, милый, ну потерпи четверть часика, – взмолился Горихвост. – Темно только в овраге, а в чистом поле еще все видать.
– Что? Четверть часа? – восстал Курдюм. – Да ты издеваешься, не иначе. Сейчас самый разгул нечисти начинается. Водяница из омута вылезет, и плакала моя мельница. Не понять тебе, бродяге, что значит иметь собственное хозяйство.
И мельник выскочил из оврага на ровное, гладко скошенное Девичье поле. Горихвост попытался ухватить его за портки, да куда там! Курдюм хоть и выглядел увальнем, а на деле был юрким, как колобок. Вурдалак и глазом моргнуть не успел, а мельник мчался уже через поле на север, где за невысокими холмиками журчала мелкая Змейка.
Пухленькая фигурка Курдюма замелькала в темной синеве сумерек. Ночь уже надвигалась, и только бархатистое небо еще сопротивлялось и пылало лазурью, не желая уступать сгущающейся тишине. Горихвост мельком взглянул на месяц, набирающий полную силу, и только махнул на него рукой:
– Ждешь, что я начну петь тебе песню? Не до тебя мне, отстань!
Месяц как будто услышал его – на него тотчас же наползла тучка, и он спрятался за ее завесой, словно обидевшись. А Курдюм улепетывал прочь, и, конечно же, он взял курс на самое незаметное место – одинокое дерево, торчащее посреди поля. Это была известная всей округе Мокушина березка – высокая, развесистая, с гнутым стволом, рогаткой разделившимся на два ростка, отчего издалека казалось, что это торчит огромная вилка, воткнутая в землю шутником-великаном.
А куда еще побежит мельник, оказавшийся в голом поле? Он же умный. Мигом сообразит, где нет никаких примет, никто не станет искать, и куда никто даже не взглянет.
– Олух! Прячься за кочкой! – прошипел Горихвост, стараясь приглушить собственный окрик.
Но было уже поздно. В вышине хлопнули черные крылья, и вечерний покой разом сгинул от отвратительного вороньего грая.
– Здесь! Сюда! Нашел! Вижу! – хрипло вопил Хорохор, сужая круги.
Острый краешек месяца вдруг пропал на миг, а затем появился опять, и по этому необъяснимому мерцанию Горихвост смекнул, что ворон уже над его головой, и его крыло застит свет.
– Ах ты, тварь! – непроизвольно вырвалось из вурдалаковой глотки.
– А вот и волчище! – обрадовался Хорохор, резко спикировал, и попытался попасть клювом Горихвосту по черепу.
Читать дальше